— Вчера случилась неприятность, — сказал он.

Лицо ее побледнело: «Что же?»

— На репетиции я упал и повредил ногу.

— Иногда думаю, и как вы выдерживаете все это, — проговорила она с упреком. — Много берете на себя: хотите быть сверхчеловеком. Даже если вам дарован талант, не стоит расточать его, особенно за те деньги, что вы получаете. Вас не ценят совершенно.

— Да, я слишком выкладываюсь. Такой уж у меня характер.

— Да, это и благословение, и проклятие, все вместе… Ходили уже к доктору?

— Нет еще.

— Чего же вы ждете? Ведь премьера через несколько дней!

— Да знаю я, знаю.

— Присядьте-ка. Я чувствовала, что-то плохое случилось. Вы собирались прийти, а не пришли. Не знаю, отчего, но я не спала. Проснулась в час ночи и больше глаз не сомкнула. Было странное чувство, что ты в опасности… — неожиданно было, что она обращается к нему так интимно, на «ты». — Уговаривала себя, что страхи мои смешны. Не хотелось быть суеверной, но никак было не избавиться от этих ощущений. Когда это случилось? В котором часу вы упали?

— И в самом деле, это было ночью.

— В час?

— Около того.

— Я знала это. Хотя и не могу представить, каким образом. Села в кровати и начала молиться за вас, безо всяких на то резонов. Галина тоже проснулась, пришла ко мне. Что-то такое есть в этой девочке, непонятное, необъяснимое. Какая-то странная связь между нами. Если я не могу заснуть, она тоже не спит, а ведь я стараюсь не производить ни малейшего шума. Что же случилось? Прыжок?..

— Да, я прыгнул.

— Надо немедленно пойти к доктору, и, если он запретит выступление, придется его послушаться. С этим не шутят, особенно в вашем случае.

— Театр прогорит.

— Пускай. Со всяким может случиться. Только бы нам быть вместе, а я о вас позабочусь. Вы не слишком хорошо выглядите. Подстриглись?

— Нет.

— А вид такой, подстриглись. Знаю, вы подумаете, это смешно. У меня несколько дней такое предчувствие. Нет, не надо слишком уж беспокоиться, не какое-то большое несчастье, но что-то определенно было. Пыталась сохранить присутствие духа. А уж когда вплоть до сегодняшнего утра от вас не было никакой весточки, я просто места себе не находила, впала в отчаяние, даже собралась к вам домой. Как объяснить такое?

— Ничего тут нельзя объяснить.

— Можно мне посмотреть твою ногу?

— Позже, не сейчас.

— Хорошо, дорогой. Но кое-что важное мне надо обсудить с тобой. Очень-очень важное.

— Что такое? Говори же.

— Нам надо иметь определенный план. Может, то, что я говорю, дурной тон. Но ведь мы оба, и ты, и я, уже не малые дети. Я больше не могу выносить это ожидание, неопределенность. Все повисает в воздухе… Я просто-напросто больна от этого. По натуре я вовсе не легкомысленна. Мне надо в точности знать, где я нахожусь, на каком я свете. Галина должна продолжать учебу, ей нельзя терять следующий семестр. Ты обещаешь и снова обещаешь, тысячи обещаний, но все остается по-старому. Теперь, когда ты обо всем сказал Галине, от нее покоя нет. Галина — умница, но ребенок есть ребенок. Понятно, мне не следует говорить с тобой сейчас, когда у тебя и так неприятность, но не могу выразить, что я переживаю. А в довершение всего я тоскую по тебе ужасно. В момент, когда ты говоришь «до свидания» и за тобой закрывается дверь, начинаются адские муки, возникает странное чувство: будто я на льдине, которая может разломиться в любую минуту, и я уйду под воду. Да, я, похоже, становлюсь вульгарной, теряю всякий стыд.

Эмилия прервала поток слов. И стояла — вот так, со склоненной головой, с опущенными глазами, трепещущая, стыдясь, что все выложила, назвала вещи своими именами.

— Ты это физически ощущаешь? — спросил Яша, раздумывая.

— Все вместе.

— Ну, ладно, все решим.

— Каждый раз ты так говоришь: мы решим. Так ли уж много надо нам решать? Если мы едем, надо сдать квартиру и продать мебель. Можно хоть что-то получить за нее — впрочем, она немного стоит. А может, есть смысл отправить ее в Италию. Вот практические дела, которые нам предстоят. Одними разговорами ничего не сделаешь. Надо выправить паспорта, ведь русские всюду чинят препятствия. Надо точно определить день отъезда. А деньги? Я о деньгах с тобой не говорила раньше, потому что это уж очень неприятная для меня тема. Лишь заговорю, краска заливает лицо — и она в самом деле покраснела, — но без этого ничего не сделаешь. И о твоих делах… ну, ты же сказал… что перейдешь в христианскую веру… Да, это все формальные вещи, я понимаю. Никто не приобретет веру, если его покропить несколькими каплями воды. Но без этого мы не сможем пожениться. Я все это говорю в предположении, что твои обещания — не пустой звук. Если это не так, то зачем все? Мы же не дети.

И Эмилия замолкла.

— Ты же знаешь, я всегда говорю искренне. Отвечаю за каждое слово, которое сказал.

— Ничего я не знаю. Что я про тебя знаю? Бывает, что я и про себя ничего не знаю. В таких случаях всегда винят женщину. У тебя есть жена, и, Бог тебя знает, ты ей не верен и ведешь себя, как вольная пташка. Я тоже грешница, но я хотя бы церкви верна. По католической вере, если кто крестился, то он будто родился заново, и все прегрешения ему отпускаются. Не знаю твою жену и не хочу знать. Иное дело, брак ваш бездетный. А брак без детей — брак наполовину. Я не молода уже, но могу еще иметь детей, и мне хотелось бы родить тебе ребенка. Будешь смеяться, но даже Галина говорит об этом. Она сразу сказала: «Как вы с дядей Яшей поженитесь, я хотела бы маленького братца». Человек с твоим талантом не должен умереть, не оставив потомства. Мазур — хорошая польская фамилия.

Яша сидел на диване. Эмилия — напротив, в шезлонге. Он глядел на нее, она на него. Внезапно он осознал, что так дольше продолжаться не может. Слова, которые ему придется сказать, должны быть произнесены. Притом в эту самую минуту. Однако так и не решил, что сказать и как действовать.

— Эмилия, мне надо тебе сказать кое-что.

— Ну, говори же. Я слушаю тебя.

— Эмилия, у меня нет денег. Все мое состояние — это дом в Люблине. Но не могу же я отбирать у нее и дом.

— Почему же ты раньше не говорил? Как ты себя ведешь, казалось, деньги для тебя не проблема.

— Я всегда знаю, что в последний момент их получу. Если премьера пройдет успешно, смогу выступать за границей. Здесь же выступают иностранцы.

— Да, но в наши планы входило еще и быть вместе. Как можно быть уверенным, что сразу найдешь ангажемент в Италии? Это может оказаться во Франции или даже в Америке. Странно было бы, если мы поженимся, тебе жить в одном месте, а мне — в другом. Галина должна некоторое время пробыть в Южной Италии. Зима, например, в Англии может убить ее. Да еще ты предполагал, что потребуется год, чтобы освоить европейские языки. Если путешествовать по Европе без знания языков, с тобой будут обращаться не лучше, чем здесь, в Польше. Ты уже забыл все, что мы решили. Мы же хотели купить дом с садом близ Неаполя. Такой был у нас план. Это не значит, что я тебя попрекаю — ни в коем случае, — но если хочешь поправить наше положение, надо следовать точному плану. Это жизненно важные вещи, и сделать это экспромтом, как свойственно людям театра… Ничего, кроме неприятностей, не будет. Сам подумай.