Она поднесла пальчик к губам:

— Т-шш, пока еще рано.

— Что рано?

— Говорить об этом. Давай подождем.

Вот они и ждали, и болтали обо всем напропалую — как друзья. Почти как друзья. Потому что не может двадцатилетний парень просто дружить с девушкой-ровесницей.

Совсем в другой тональности шел в это время разговор между Виленом и Жанной, которые шли следом на расстоянии окрика.

— Радий — совсем не тот человек, что тебе нужен, — внушал девушке Кудимов.

— А кто ж мне нужен? Ты, что ли? — хохотала она.

— Именно я.

— Вилен, о чем ты?! Ты только что женился — на другой! Еще чернила в свидетельстве о браке не высохли.

— Это совсем иное и к нам с тобой никакого отношения не имеет.

— Вроде бы не жарко, а ты явно перегрелся, — вздохнула Жанна.

— У людей бывают ошибки. Но мы, пока живы, должны и можем их исправить.

— А мне нечего исправлять, Вилен, — довольно жестко молвила девушка. — Я — не ошибалась. Я — с Радием. И ничего менять я не хочу.

— Я с Радиком прожил пять лет в одной комнате, и я тебе скажу: он парень, конечно, хороший — добрый и искренний. Но — безалаберный, разболтанный, неусидчивый. Поверхностный, пьющий. И тебя он совсем не любит, просто время проводит. Я знаю.

— Откуда? Он тебе говорил? — потемнела Жанна.

— Конечно! — беззастенчиво соврал Кудимов. — Он глумится над всем серьезным, и над твоими чувствами, если хочешь знать, тоже подсмеивается! Знаешь, как он в нашем узком кругу ваши с ним свидания называет? Знаешь? «Поеду, грит, справлю половую нужду!»

Жанна даже не нашлась что ответить, а Вилен продолжал нагнетать:

— Спроси у кого хочешь, вон, хотя бы у Владика. — И он крикнул: — Владик!

Тот обернулся.

— Чего?

— Иди-иди, ничего не надо! — выкрикнула Жанна.

— Я терпеть не могу, — упорно продолжал Вилен, — когда так к девушкам относятся, как твой Радий к тебе.

— А ты-то сам! Ты на другой женат! Ты не забыл?

— Помню я все, но это другое, — врал напропалую Кудимов. — Мы с Леркой сразу договорились: если возникнет что-то на стороне, мы не станем друг дружке мешать.

И тут Вилен толкнул девушку в тень очередного трехэтажного дома и стал жадно покрывать ее лицо поцелуями. И то ли от его прикосновений, от его губ, то ли от мысли, что они совершают что-то ужасно недозволенное, запретное, откуда-то из глубины у Жанны стало расти, разворачиваться темно-красное, алое, греховное чувство. Она ответила на поцелуи Вилена. А потом вдруг оторвалась, с силой оттолкнула его и бросилась вперед, к Гале и Владиславу.

…Когда они вчетвером возвратились в квартиру Флоринского, тот вместе с Жорой уговаривал последнюю бутыль водки. Изрядно подпивший Юрий Васильевич, тряся буйной, плохо постриженной головой, опять вещал. Судя по всему, речь шла о политике.

— Мы-то пять лет назад радовались: главный упырь помер! — восклицал он. — Но дело-то его живет. У этих, нынешних, что сейчас у власти, руки тоже по локоть в крови.

Когда явились еще четверо студентов, Флоринский, конечно, осекся: одно дело вести опасные разговоры с глазу на глаз и совсем другое — в коллективе. Воскликнул:

— Давайте, други мои, на посошок — и спать.

В итоге рядом со спящим Радиком улеглись поперек дивана еще трое парней. Галя и Жанна ночевали в одной постели с Лерой. А себе хозяин устроил, как он сам утверждал, королевское ложе из старого матраса на полу в кухне. Все расположились и затихли только во втором часу ночи, а утром, в четыре, еще затемно, встали.

Но грибная охота в тот день много трофеев не принесла. С ночи зарядил дождь и сыпал, с небольшими промежутками, весь день.

Единственное хорошее, чем запомнился тот день, заключалось в том, что, когда, промокшие и усталые, Галя с Жанной возвращались домой в полупустой электричке, Галка сказала подружке:

— Мне Владька продолжает о любви говорить. Замуж зовет. Я, наверно, соглашусь.

Жанна закричала, закружила ее в объятиях:

— Молодец! Как же я за тебя рада! Пойми ты, дурочка: стерпится — слюбится. А парень он хороший, умный, верный. Еще будете жить дай бог каждому!

— А у вас с Радькой как?

Жанна сразу помрачнела. Сухо буркнула:

— Да надоел он мне. Алкоголик!

— Поссорились? — ахнула Галя.

Однако вдаваться в подробности ее подруга не стала.

Владик

Ноябрь 1958 года

Летом Владик и Радий в Подлипках проходили преддипломную практику, на полную ставку работали техниками, однако уже не расчетчиками, а в отделе «Ч». С сентября приступили к подготовке дипломов, руководителем у обоих стал в ОКБ-1 Константин Петрович. Удостоился Владик и знакомства с великим человеком, ЭсПэ — секретным академиком, Героем Соцтруда и лауреатом Ленинской премии Сергеем Павловичем Королевым.

Началось все с того, что однажды, в начале июня, Константин Петрович сказал ему:

— Завтра оденься поприличней, галстук, что ли, прицепи. И приди на работу пораньше.

— А что такое?

— Задание особой важности. Завтра сам увидишь.

Задание особой важности, как оказалось, заключалось в том, чтобы вместе с Феофановым проследовать в кабинет Главного и там быть на подхвате.

— Помощь будет заключаться в следующем, — указал руководитель уже утром по пути в здание, где сидел Главный, — будешь разворачивать чертежи, придерживать их, а самое главное, запоминать, в мельчайших деталях, все замечания и предложения ЭсПэ по будущему проекту.

Без пяти десять они с Константином Петровичем (и целой трубой свернутых ватманов) ждали аудиенции в приемной Королева. Присутствовал также Любомудров, давний, как сказал Феофанов, еще со времен ГИРДа, соратник Главного. Михаил Клавдиевич Любомудров оказался на вид человеком милым, приятным и чрезвычайно воспитанным.

В десять пробили часы в приемной, огромные, напольные, наверняка еще барские, конфискованные в революцию. Секретарь распахнула дверь:

— Сергей Павлович ждет вас.

Вошли. Стол у главного конструктора, как заметил Владик, тоже был из реквизированных: темное дерево, мощные тумбы в виде львиных лап. Хозяин кабинета сидел за ним и что-то писал. Был он в рубашке с распахнутым воротом и безо всякого галстука и даже пиджака.

Королев поднялся к ним навстречу. Он оказался невысоким, плотным — скорее, даже полным человеком. Настроение у него было, кажется, хорошим. Он пожал руку Константину Петровичу, потом Любомудрову и зыркнул на Владика острым глазом:

— Кто такой?