— Давайте.

— Добро. А Леру мы отправим в КБ. Еще чем тебе могу я помочь?

— Можете.

— Слушаю со всем вниманием.

— Надо одного паренька с моего курса загнать на распределении куда-нибудь подальше.

— Зачем?

— Пустой он человек. Трепливый. Пустобрех.

— Сильно обидел тебя?

— Я, как видите, запомнил.

— Фамилия проказника?

— Рыжов. Радий Рыжов.

— Дай запишу.

С неприятелями или конкурентами надо расправляться чужими руками. Этому Вилена еще отец учил. (Жанне в поезде он заливал, что папаня летчик, в реальности же он служил в первом отделе.) И тут все средства хороши. Можно и анонимным сигналом не побрезговать. Но приделать своему сигналу ноги (то есть передоверить исполнение надежному и сильному человеку) — самый эффективный путь.

* * *

Антонина Дмитриевна в тот свой приезд в Москву временно заняла койку Вилена в мансарде. Третий друг, Радий, с деревенской деликатностью старался на период приезда мамы Владика поменьше бывать дома — да и было ему куда податься: Жанна паренька по-прежнему привечала.

После разговора о Гале в отношениях сына и матери возник тонкий, но ощутимый ледок.

А перед отъездом мама вдруг достала из своего чемодана старую, пожелтевшую тетрадку и письмо. Сказала Владиславу:

— Я долго думала, отдавать тебе это или нет. Не знаю, может, и неудобно получится… И ты не захочешь помогать мне, но это твое право… Я не обижусь. Но, раз привезла, я хочу с тобой хоть посоветоваться. Эта тетрадка лежит у меня с начала тридцатых. Кто его знает — может, там что-то важное написано.

— А что это?

— Рукопись Цандера.

— Ух ты!

Владик схватил тетрадь, бегло пролистал. Потом сосредоточился на начале.

— Ничего не понимаю. Каракули какие-то.

— Да, почерк у нашего Фриделя был своеобразный. Он ведь свою собственную скоропись изобрел. Писал этакими каракулями. Он один их понимал. Но когда мы вместе работали, я его письмена научилась расшифровывать. Даже отчеты за ним печатала и протоколы экспериментов. Он мне дал эту тетрадь перед своим отъездом на курорт, чтобы я ему к возвращению перепечатала. Но он тогда в Минводах умер. Тетрадка осталась у меня. Не помню, почему я Королеву тогда ее не отдала. Она у меня при всех переездах затерялась в бумагах. Но недавно я ее отыскала и заметила: я уже ни слова в ней не понимаю. А может, там что-то важное зашифровано? Может, в последние месяцы своей жизни Цандер что-то совсем новое, потрясающее открыл? Или изобрел? У него же разброс интересов огромный был. Мечтал, я помню, о ракете на твердом топливе, которая будет сжигать в своем моторе элементы собственной конструкции. И одновременно пытался вырастить гидропонические овощи, используя воду — и, в качестве удобрения, продукты человеческой жизнедеятельности… Может, я подумала, здесь ответ на что-то важное есть? Или разгадка чего-то?

— Но как теперь узнаешь?

— Вот я и хочу тебя попросить… Но не знаю, удобно ли… Может, ты передашь эту тетрадь Сергею Павловичу? Он ведь покойного Фридриха очень ценил. Я и письмо ему написала. Вот.

Мама протянула Иноземцеву конверт. Краешком сознания Владик отметил, что конверт запечатан. На месте адреса написано крупно: Сергею Павловичу.

— Кто его знает, помнит ли Королев меня? Но ведь попытка — не пытка, не правда ли?

Владик минуту поразмышлял, однако письмо с тетрадкой взял. Сказал:

— Есть у меня идейка, как это Сергею Павловичу переправить.

* * *

«Хозяин квартиры, ФЛОРИНСКИЙ П.В., в присутствии студентов-комсомольцев СТАРОСТИНОЙ В., КУДИМОВА В., СПЕСИВЦЕВОЙ Ж., БОДРОВОЙ Г., ИНОЗЕМЦЕВА В., ВЕЛИЧКО Г., РЫЖОВА Р. вел провокационные разговоры антисоветского характера. В частности, он восхвалял реакционное учение дореволюционного мистического философа ФЕДОРОВА Н.Ф., а также ошибочные, полностью идеалистические взгляды теоретика ракетного движения ЦИОЛКОВСКОГО К. Э. Кроме того, ФЛОРИНСКИЙ порочил советскую действительность. Он высказывал недовольство по поводу справедливого приговора советского суда в отношении футболиста СТРЕЛЬЦОВА Э., осужденного за изнасилование. Кроме того, он заявлял, имея в виду великого вождя СТАЛИНА И.В., что «упырь умер, а у нынешних его продолжателей руки по локоть в крови». Никто из присутствовавших студентов-комсомольцев отпора антисоветской агитации ФЛОРИНСКОГО не дал».

* * *

— Привет, Сергей Палыч, — сказал Юрий Васильевич, входя в кабинет Главного.

Флоринский всегда, на людях или без, обращался к Королеву по имени-отчеству. Однако когда они бывали одни, не мог сдержать свой с ним довольно-таки фамильярный тон, к которому он привык еще со времен первых самодельных планеров над Коктебелем.

— Что скажете, гражданин начальник?

— Надо было тебя сюда с вещами вызвать! — вдруг рявкнул Главный и трахнул по столу ладонью. — Да закатать лет на десять на Колыму! Баланды захотел лагерной?! Распоясались тут под моим крылышком!

— Сергей Палыч, что случилось? — кротко проговорил старый приятель.

— В Сибирь у меня поедешь! Новый корабль испытывать! И скажи спасибо, что так легко отделался. На техническую позицию пойдешь! По шпалам! В Тюратам!

— А в чем дело, Сергей Палыч? — снова переспросил Флоринский.

— Болтать поменьше надо! Убирайся!

* * *

Заседание комиссии по распределению состоялось на самолетостроительном (или первом) факультете МАИ в январе. Несмотря на то, что все говорили, что это лишь формальность, что все уже решено на предварительном распределении, ребята, однако же, волновались. И Радий, и Владик даже нацепили галстуки. У Вилена теперь тоже был огромный выбор галстуков — из гардероба сиятельного тестя, которым тот благодушно разрешил ему пользоваться.

Радий балагурил перед дверями:

— У Вилена нынче новые удавки появились. В лице Леры и тестя.

Лера по-мальчишески показала Рыжову кулак.

Первым из числа друзей за дверь, где заседала комиссия, вызвали Вилена. Вышел он через минуту, довольный. Все случилось, как и ожидалось.

— «Почтовый ящик», Москва, — удовлетворенно выдохнул он болельщикам. Следом отправилась его молодая супруга Лера. Вышла с тем же результатом:

— «Почтовый ящик», Москва.

— Ой, а у вас, наверное, ящик с одним номером? По одному адресу? Вместе теперь живете, вместе и работать будете? — хохмил Радий.

Однако номер Виленового «ящика» с Лериным не совпадал. Она без обиняков говорила всем, что она идет в КБ Туполева. Вилен о месте будущей службы помалкивал.

Далее на кафедру пошел Владик. Его распределение также оказалось ожидаемым: