– Ты лучшая лошадь на свете, – прошептал я ей в гриву. – Самая-самая. – Она дышала неровно, прерывисто. Я стиснул её в объятиях, пытаясь удержать здесь, в мире живых. – Я люблю тебя.

Я искренне с ней прощался. Сжимал крепко-крепко, но при этом готов был отпустить навсегда.

Я думал о закатах и листьях, о том, что они красивее, когда умирают.

Через мою рубашку, через дождь и тёплую кровь я чувствовал биение её сердца.

Только билось оно неправильно.

Как будто наполовину.

А вторая половина отдавалась в моей груди.

Наши сердца стучали вместе – ту-тум, ту-тум, ту-тум – гулко и сильно, перекрывая стук дождя по листьям, грязи, шляпам и лошадям.

Мы лежали на земле, наши сердца бились в унисон.

Я чувствовал сердце моей милой Сары, чувствовал, как оно колотится в её груди. Но не чувствовал, что она умирает. Совсем нет.

Я отстранился и посмотрел ей в глаза. В них читалось доверие. И любовь. Спокойствие и железная сила.

– Хорошо, – прошептал я и приподнялся.

– Ну, сынок, отходи. Можешь отвернуться, если хочешь.

– Нет. Я готов был с ней попрощаться, сэр, но она не готова. Пока нет. Она ещё поживёт.

– Что ты, сынок, у неё пуля в шее…

– В Якиме есть коновал? – перебил я его.

– Да, конечно, – растерянно ответил шериф. – Только док Стивенс не поедет сюда осматривать лошадь, которой жить-то осталось всего ничего.

– А если я отведу Сару к нему?

– Тогда, конечно, осмотрит, но ты сам на неё глянь! Не дойдёт она до Якимы. Да она и не встанет.

– Нет. Встанет. Если я попрошу.

Я склонился над ней, и мы посмотрели друг другу в глаза.

– Готова, малышка? – спросил я.

Она моргнула.

Я погладил её вытянутую морду и взялся за уздечку.

– Вставай, Сара. Давай.

Она подняла голову. Потом шею. Я медленно поднимался вместе с ней, придерживая руками и не сводя с неё глаз. Она выпрямила передние ноги и села, тяжело дыша.

– Умница. Хорошая моя.

А потом с кряхтением, с неимоверным усилием и наверняка с помощью ангелов моя Сара встала на все четыре копыта. Она стояла, тяжело дыша и опустив голову, но всё же стояла.

– Вот это да, – выдохнул шериф.

– Док Стивенс, говорите, так его зовут? Он из Якимы?

– Да. В основном лечит людей, но и лошадей может.

– Спасибо, сэр. Это за вами отправил мистер Кэмпбелл?

– Да, сынок. Я шериф Маклири и собрал этот отряд, чтобы отправиться в погоню за преступником Калебом Фоуни.

Я вытащил из своей сумки мешок денег и протянул ему.

– Вот то, что он украл. Этот серый – тоже мистера Кэмпбелла. – Я кивнул на жеребца. – Буду очень благодарен, если вы и его вернёте. – Потом я выудил чёрный ствол и отдал шерифу. – А вот револьвер мистера Фоуни.

Шериф молча всё забрал, изумлённо подняв брови.

– Мистера Фоуни вы найдёте дальше по тропе, ярдах в двухстах отсюда, в узкой лощине, – продолжил я. – Он сильно ранен, но, когда я уходил, был ещё жив.

Шериф удивлённо присвистнул.

– Он с лошади упал или что?

– Нет, сэр. Я его застрелил.

Шериф разинул рот. Он явно потерял дар речи. Просто стоял и молча смотрел на меня.

– Ладно, мне надо скорее отвести мою лошадку к коновалу, – добавил я. Подобрал с земли шляпу мистера Фоуни, надел на голову и прошёл мимо конного отряда, ведя свою бедную Сару за собой.

Врач в Якиме сказал, что не может ничего сделать.

– Мне жаль, – добавил он, сжав губы и покачав головой.

– Сэр, – ответил я, – мы прошли пять миль по грязи под дождём, чтобы до вас добраться. В ней есть силы. Если вы согласитесь её лечить, она выживет.

– У неё пуля в шее! Она еле стоит! – возразил он. – Извини, сынок, но это невозможно. Надо вынуть пулю. Промыть рану. Зашить. Ни одна лошадь не станет это терпеть. Её не заставишь стоять спокойно даже львиной дозой виски или морфия.

– Я её успокою, сэр, и буду придерживать. Пожалуйста!

– Она должна вытерпеть всё, от начала до конца. А ей совсем не понравится, когда я буду вытаскивать пулю или накладывать швы. Не будет она стоять смирно.

– Будет, сэр. Ради меня. Если я попрошу. Пожалуйста.

Когда мы к нему постучали, док Стивенс обедал. Он вышел к нам во двор перед домом. Сара держалась подле меня, склонив голову. Выглядела моя лошадка, конечно, жалко. Бок, на который она упала, был весь в грязи. На другом запеклась тёмная кровь.

Врач покачал головой. Перевёл взгляд с неё на меня. Тяжело вздохнул.

– Ладно. Я сделаю что могу. Если будешь держать её крепко, чтобы она не брыкалась.

– Спасибо, сэр! Спасибо!

Он поднял руку.

– Не благодари, сынок. Я уверен, что твоя лошадка не выживет. Она потеряла много крови и потеряет ещё больше. Хотя, конечно, я постараюсь ей помочь. Отведи её в конюшню за домом. Я схожу за инструментами.

В конюшне было тесно, темно и пахло плесенью. Похоже, ею редко пользовались. Врач принёс масляную лампу, в которой слабо мигал жёлтый огонь, и повесил на крючок.

– Ну что, – сказал он, расстёгивая чёрную кожаную сумку и доставая из неё разные металлические инструменты, – начнём. Только учти, я остановлюсь сразу, как она начнёт бить копытами и вставать на дыбы. Тогда придётся её усыпить. Будет слишком жестоко дальше её мучить.

Я сглотнул. Моё разбитое сердце сжалось от его слов, но голос остался твёрдым.

– Да, сэр. Понимаю.

Я встал прямо перед Сарой, совсем близко, положил ладони ей на морду и заглянул в большие карие глаза. Её дыхание стало более размеренным. Так мы стояли, глядя друг на друга.

– Держись, Сара, – прошептал я её сердцу. – Не бросай меня.

Врач подошёл к кровоточащей ране и поднял щипцы. Он выдержал паузу, и краем глаза я заметил, что он смотрит на меня.

– Готов, сынок?

Я закрыл глаза и прижался лбом ко лбу Сары, крепко держа её голову. Я коснулся губами жёсткой шерсти на носу. Я повторял все молитвы, которые говорил раньше и мог сказать в будущем, не произнося ни слова. Я нащупал её сердце ладонями, накрыл, и его биение слилось с моим. Мы были вместе.

– Да, сэр. Мы готовы.

Док Стивенс вздохнул, перевёл дыхание и взялся за дело.

Сара вся сжалась. Мышцы напряглись, и она начала было поднимать голову, но мои руки крепко, уверенно её сжимали. Я посмотрел ей в глаза.