Извержение семени, как это знают опытные партнерши, влечет за собой ощутимую смену мужских мыслей и настроений. Теперь, когда я лежал рядом с Дианой, мне сначала в голову пришло, что она снова демонстрировала свою непредсказуемость: вчера ничего, кроме податливости, сегодня – только решительные действия. Через пару секунд я (проявляя, наверное, снисходительность, хотя, может, и без всякой снисходительности) решил, что вчера она приложила старания к тому, чтобы не вести себя так, как ей действительно хотелось, тогда как сегодняшняя гимнастика имела целью заставить меня восхититься ее сексуальным мастерством: метаморфоза, так сказать, от невольного самолюбования к самолюбованию целенаправленному. И что с того, однако? Обе разновидности не вызвали у меня возражений.

Я высказался более или менее внятно о ее непредсказуемости, и это имело успех. Я приготовился выдать следующую партию всяческих похвал, но она опередила меня, сказав:

– Насчет твоего предложения – чтобы нам попробовать втроем в постели, тебе, мне и Джойс.

– Да?

– Я думала об этом.

– Хорошо.

– Морис…

– Что?

– Морис, чего именно ты ждешь от этого? Знаешь, лично я представляю, чего мне хочется; по крайней мере, мне кажется, что я представляю но твоя какая будет в этом роль? Подожди, Морис, только не надо заводиться и набрасываться на меня. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю, естественно. Ну, скажем, так: если приятно переспать с одной красивой девушкой, тогда будет вдвойне приятнее переспать сразу с двумя, если не с тремя. Двойное удовольствие, если не больше. Стоит попробовать в любом случае.

– Мм. Тебе хочется смотреть, как мы будем заниматься чем-нибудь таким, верно?

– Да, хотелось бы. Я никогда не понимал, что может быть плохого, если ты смотришь, как другие… гм… конечно, если это не стало для тебя единственным занятием в жизни, а в моем случае это не так. И при условии, что среди партнеров – среди моих партнеров, я хочу сказать, – не будет мужчин, потому что в страсти к мужчинам меня тоже нельзя обвинить.

– Мне все… понятно. А ты бы хотел, чтобы я делала, ну, что-нибудь приятное Джойс и чтобы Джойс тоже делала мне приятно?

– Вы можете делать все, что вам захочется.

– Нет, а ты бы хотел этого?

– Ну да.

– Понятно. Морис… Морис, а не получится так, что в какой-то момент мы начнем делать то, чего делать не положено?

– Полагаю, что получится. И почему бы нет? Это не хуже, чем все остальное.

– Только не сердись, ради бога, но мне кажется, что у тебя юношеский подход к этим вещам.

– Ну, поэтому все и выглядит таким притягательным.

– Знаешь, одно-то уж точно можно сказать про троих в постели: Джек не одобрил бы такого, – сказала она быстро, настолько быстро, что конец фразы прозвучал к тому моменту, когда в обычной своей манере она бы еще тянула конечные буквы первого слова.

Я открыл глаза, подчиняясь инстинкту, который подсказывает нам, что, сделав так, мы будем лучше подготовлены ко всему, что последует дальше, даже когда нашему взору предстанут, как сейчас, всего лишь на несократимо близком расстоянии от моих глаз щека, краешек носа и подбородка.

– Вот в чем дело, – сказал я.

– Я знаю, что все врачи трахают своих пациенток, но он мог бы, по крайней мере, притворяться, что не делает этого, – продолжала она, и в этой фразе придерживаясь своей новой манеры говорить с нормальной среднечеловеческой скоростью. После чего Диана вернулась к старой практике: – Но… это… пу-стя-ки… по сравнению с тем, что у меня действительно накопилось против него.

Наступило молчание. Когда она в следующий раз станет испытывать вот так мое терпение, я засуну ее по горло в муравейник или притворюсь спящим. Когда-нибудь, не сегодня.

– В чем же дело?

– Я ненавижу его. Терпеть не могу.

– Терпеть не можешь? – В моем голосе, наверное, даже не прозвучало то легкое удивление, которое я испытал. Диана если и возбуждает какую-либо ответную реакцию, то лишь в самой зачаточной форме (сюда не относятся похоть и раздражение, которые дают себя знать в полной мере), поэтому во мне, вероятно, уже выработалась привычка подыгрывать себе глазами и губами.

– Конечно не могу. Не-у-жели ты не знал этого? Ему наплевать на меня, он вообще ни о чем не думает, занят только собой, а вот я чувствую к нему почти что ненависть.

– Что тебе не нравится в нем?

– Мне все не нравится. Я уже целую вечность только и думаю, как мне набраться решимости и бросить его. Морис, тебе не кажется, что в этом есть нечто очень странное?

– Очень странное что?

– Ну, то, что ты знаешь Джека и меня целых три года или даже больше, но ты никогда не замечал очевидной вещи, что я терпеть его не могу. Ты действительно не замечал, я права? Я хочу сказать, ты не разыгрываешь меня?

– Нет.

– Ты уверен?

– Да, совершенно уверен.

– Морис… – Она повернула голову, и я увидел огромный зрачок прямо у себя перед глазами. – Но ведь это просто невероятное, самое невероятное событие в моей жизни. Такой мужчина, как ты, кого я всегда считала самым внимательным, самым наблюдательным человеком на свете, личностью, с которой другие ищут знакомства, – и вдруг оказывается: тебе и в голову не приходило, что я ненавижу мужчину, за которого вышла замуж. Я слышу это от человека, который, как надо понимать, ужасно интересуется мной.

Я был уверен, что никогда не замечал и не слышал ничего наталкивающего на мысль, будто между Дианой и Джеком существует какая-то жуткая неприязнь, в худшем случае их отношения можно было назвать терпимыми; но я не понимал, какую цель она преследовала теперь, делая свое заявление. Оправдать связь со мной? Или (что казалось более правдоподобным) это всего лишь еще один тактический ход с намерением выставить меня личностью менее утонченной, чем некоторые другие люди вокруг, чем сама Диана, к примеру.

Однако прежде чем я смог выдавить из себя хоть какое-нибудь хилое признание своей душевной неполноценности, она чуть отстранилась от меня, как будто для того, чтобы мы могли лучше приглядеться друг к другу, сделав целую серию движений, в которых оказалось задействовано все ее тело. Эти движения продолжались на моих глазах, я наблюдал, как ее подбородок расслабленно отвисает, а глаза сходятся в одну точку, придавая лицу глуповатое выражение, знакомое мне по вчерашнему свиданию. Выгнув спину, она сказала, ставя дефисы между словами:

– Ладно, я согласна. Когда захочешь. Я буду делать все, что ты скажешь.

Я так возбудился, что все кончилось очень быстро; но я еще не встречал женщины, которая бы не ценила мужское возбуждение, и в этот короткий промежуток времени я смог продемонстрировать убедительное попурри из всего того, что ранее звучало в нашем совместном исполнении. Что фактически сильно ослабляет главный номер программы. Не могу себе представить, что когда-нибудь забудутся такие моменты, разве что это наступит с полной потерей памяти. И если то, что послужило прелюдией, покажется отчасти непристойным, что ж, ну и пусть. Если кому-то не нравится, пусть идут они подальше. Если кто высказывает осуждение партнерам, получившим удовольствие от какого-то сексуального действия, выпадающего из общепринятой схемы отношений или вообще из любой возможной схемы, этот человек в большей или меньшей степени урод.