не больше тринадцати лет. Частично прикрыв лицо, краями светлого головного платка, смущённо улыбаясь, она угостила троицу горстью лесных орешков. Кучер, что-то пробурчав, отказался.

– Спасибо, красавица, – поблагодарил Паша, и осторожно спросил: – а что это за место?

Девчонка, передразнив вопрос Степанцева, вскинула голову и, хвастаясь малой родиной перед молодыми казаками, ответила немного нараспев:

– Что за место? Прославленное место. Ардатовский уезд. Руду в наших землях добывают. И в самом Петербурге из наших заводов мастера известны, да и по всей империи Российской.

– А кому заводы принадлежит? – заинтересовался Глеб.

– Знамо кому, Баташёвым, – видя искреннее непонимание, она добавила: – Ну, отпрыскам тульского оружейника.

Сверху раздался скрип. Над головами ребят распахнулось окно.

– Дарья! Бегом в дом!

Девчонка встрепенулась и будто козочка умчалась.

Степанцев, поглаживая кожаный мешочек на поясе, шепнув маме, что ей пока безопаснее сидеть смирно, обратился к другу:

– Ты что-нибудь знаешь по теме?

Тот покачал головой:

– Был в истории какой-то так называемый «Нижегородский Урал». Но запасов полезных ископаемых надолго не хватило. Это всё, что мне известно.

– Мяч пролетел мимо ворот, мы же не на Урале. Хотя нам говорили, что монастырь в Нижегородской губернии… Так, так, так, давай рассуждать. До Сарова недалёко. Утром должны были прибыть, но полдня куда-то двигались… Вот засада, эта руда с толку сбивает…

– Для обработки железной руды нужна вода и лес. Судя по наличию богатого улова, озеро или река поблизости. Лес тоже в обилии, – пощёлкивая пальцами, проговорил Бойченко.

Ямщик придвинулся и недовольно процедил:

– Даже не мудрите бежать. Это не обычные разбойники. Те бы нас в раз прикончили.

– А кто? – опешил Паша.

Окрик сиплым голосом не дал ответить ямщику. Плотного сложения мужчина с тёмно-русой бородой в накинутом на плечи дублёном тулупе из жёлто-коричневой овчины, ещё раз что-то прикрикнув, пристально смотрел на пленников с крыльца самого крупного жилища. Два лихого вида приспешника материализовавшись, словно из неоткуда широким шагом шли к ним. Тройка медленно поднялась. Ямщика и Глеба повели направо. Пашу кривоногий разбойник подтолкнул вперёд. Сохраняя внешнее спокойствие, Степанцев стиснул зубы и мысленно пытался приготовиться к переговорам, бравурно настраивая себя на то, что казаки никогда не сдаются.

Его провели в просторную избу, где в каждом предмете чувствовался достаток. Кривоногий заходить не стал и тихо притворил дубовую дверь. Пахло свежеиспечённым хлебом. Печь щедро дарила тепло. За широким столом, укрытым расшитой скатертью рядом с караваем, калачами, пузатой плошкой мёда и репообразным самоваром в синем полукафтане сидел добродушный мужчина с косматой бородой, черты, лица которого выдавали родство с владельцем сиплого голоса.

«Братья или отец с сыном» – сразу подумал Паша, когда мужчины в схожей по крою одежде оказались за столом бок о бок.

– Присаживайся, – ласково указал на скамью бородач.

Паша не сдвинулся.

– Разговор будет длинный. Коли устанешь, присядешь, – отмахнулся бородач и, сделав несколько глотков горячего напитка, представился, – я Харитон Алексеевич, а это мой брат Прокоп. Дело у нас к тебе, казак, имеется.

Окающий говор не раздражал, Харитон Алексеевич говорил мягко, но жёсткий взгляд его карих глаз таил опасность.

– Какое у вас ко мне может быть дело? – размеренно произнёс Степанцев.

– Хотим работу тебе предложить. Пойдёшь в конвоиры при заводе.

– Ничего не понял, – замотал головой юноша, силясь разгадать замысел бандитов и желая вытянуть больше информации.

– А что тут понимать. По всему видно, что при дворе служил. Видать срок службы вышел, на родину возвращаешься. Зима близится. Захотелось в тёплом месте перезимовать, а по весне дальше двинуться. А что воин в миру умеет? Сторожить и конвоировать. Оттого-то и подался на завод, услуги свои предложить.

– А вам что с этого? – напрягся Паша.

– Руду добывать у нас дело весьма тяжкое. Она тут залегает не пластом, а гнёздами. Крестьяне как осень наступает, после окончания полевых работ кидаются «дудки» рыть. Это ямы такие, из которых руду достают. Они что колодец, тока без сруба. Один внизу куски руды откалывает и накладывает, а двое сверху вытаскивают бадью. Нередко земля обрушается. Или верёвка порвётся. Куски руды падают. Сколько уж народу полегло и не сосчитать. А крестьянам деваться некуда. Аванс денежный получат, чтобы оброк отдать по земским повинностям и на добычу. И там до самой весны горбятся. Промышленники богатеют, а люди гибнут. К тому же много кто круглый год обжигом древесного угля занят. Потому как домны без остановки работают. С ранней зари лес валят, палы готовят и день-деньской эти жигари дерево томят. Скоро и сеять некому будет. Уж почти семьдесят лет прошло с тех пор, как матушка Екатерина II указ издала, что леса вокруг Москвы сберечь надобно. Промышленники ведь рубили дерева на дрова без устали. Так по её повелению на двести вёрст в каждую сторону от столицы все заводы-то и закрыли. Баташёвы сюда приехали. Прикупили у коллежского асессора чугунолитейный и железоделательный завод на реке Илёвке. Производство здоровски наладили, расширяться стали. Реки запрудили для нужд своих. Много тепереча их заводов по средней части реки Оки построено. Поди штук пятнадцать. Лесная вольница** в послушные рабы к промышленникам подалась.

Паша, пытаясь не терять бдительность, мимолётно подумал: «То-то ты и печёшься, наверное, что братья разбойники совсем покинули. Грабить сложно стало малым составом, а жить сладко без напряга нравится».

Тем временем Харитон Алексеевич продолжал:

– Царьками чувствуют себя здесь Баташёвы. Заводчики злодеяния и бесчинства творят. Насилие и жестокое обращение с простым людом за порядок взяты. Мрут как мошки рабочие и мастеровые и от жара нестерпимого, и от порки жёсткой. Покровители у этих промышленников сильные при дворе императорском. Как ни как сам адмирал Ушаков признавал, что войну с турками выиграли и благодаря Баташёвским заводам. Эх, были бы ближе, уже подыскал на них управу, но далече от нас до столицы. Безнаказанность надобно эту прекратить. Для того ты нам, браток, и понадобился.

Степанцев нечаянно икнул, закашлялся и присел за край стола:

– То, что вы рассказываете, звучит хуже некуда. Но как я могу помочь? Ну, устроюсь я на работу конвоиром. И что? Я тоже должен буду пороть непослушных рабов или что там ещё для наказаний придумывают? Чем это поможет?

Елена Юрьевна, тайно слушая разговор, пыталась представить, что на самом деле происходит. Она не видела говорившего, но чётко читала между строк, что Харитон Алексеевич далеко не простачок, каким хочет казаться. Она не верила его глубоко нравственному порыву, но не могла сообщить сыну свои опасения, да и толку от них сейчас было мало. Поэтому психологу оставалось лишь уповать на то, что Паше удастся