— Ничего?

— По крайней мере сейчас.

— Но будут и другие времена, и другие ситуации. Страх необходим нам для поддержания разумной осторожности.

— Но я не хочу быть осторожной! — воскликнула она с неожиданным жаром.

Рено улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.

— Я надеюсь, что в некоторых вещах ты и не будешь осторожной.

Она притянула к себе его голову, их губы слились. Прошло некоторое время, прежде чем они продолжили свой путь.

В гостиной сидели только Маделейн и Генри. Кузина Рено подняла взгляд, увидела, что они сами не свои, и поджала губы, но ничего не сказала. Когда наконец она заговорила, ее взгляд был направлен куда-то поверх их голов.

— Ужин подадут через полчаса.

— Мы поужинаем у себя в спальне. — Голос Рено был ровен, но в нем чувствовалась легкая ирония.

Женщина подняла брови:

— Как угодно.

— Да, нам так угодно. Мы желаем вам спокойной ночи. Извинитесь за нас перед остальными.

Не дожидаясь ответа, они отправились в спальню.

На каминной доске в хрустальных позолоченных подсвечниках горели свечи. Рено зажег еще и свечи на туалетном столике, и Элиз внезапно охватило смущение. Здесь, в доме, в ярком свете свечей, ей стало стыдно за свой недавний пыл.

Рено улыбнулся, пламя свечей отражалось в его глазах.

— Жаль, что я не догадался отказаться от ужина.

— Отчего же?

— Мне бы хотелось раздеть тебя сейчас, сию же минуту и начать все сначала.

Элиз почувствовала, что мучительно краснеет, и опустила глаза.

— В самом деле…

— Я — как человек, долго страдавший от жажды. Никак не могу напиться.

А ведь совсем недавно она считала его бесчувственным! Теперь такая мысль казалась смешной. Медленная улыбка тронула ее губы.

— По-твоему, я такая же пресная, как вода?

— Как раз такая, как нужно!

Рено вдруг схватил Элиз в объятия и приподнял, так что ее юбки обвились вокруг них обоих. Их губы встретились, и он замер, а потом вновь опустил ее на пол и, наклонив голову, коснулся лбом ее лба.

— А может быть, и лучше, что я не отказался от ужина. Нам нужно поддержать свои силы.

— Да, — прошептала она, — особенно тебе, после такого изнурительного плавания.

— Колдунья! — произнес он, смеясь. — Это все из-за тебя.

— Из-за меня? — Она хотела обиженно отступить назад, но он ее не отпустил.

— Как же еще я мог выполнить свое обещание, если бы не изнурял себя, прежде чем лечь с тобой в постель?

— Ну, тогда… — Элиз смущенно теребила край его рубашки, касаясь пальцами груди.

Он взял ее за руку и прижал к губам.

— Веди себя хорошо, если хочешь есть.

— Рено…

— Да, любовь моя?

Элиз взглянула на него своими янтарно-карими глазами, затем вновь опустила взгляд.

— Ты бы бросил нас в беде, если бы я не согласилась на твои условия?

— Других — возможно, но тебя никогда.

— Ты бы позволил им погибнуть?

Рено почувствовал, что тело Элиз напряглось, и сильнее прижал ее к себе.

— Я не сомневаюсь, что они могли бы спастись и без моей помощи.

— Некоторые пытались и потерпели неудачу — как те четверо, которых убили на реке. Но ты же прекрасно понимаешь, что если бы они отправились одни, я пошла бы с ними.

— Если бы я не украл тебя.

— Что?

— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя на милость Паскаля? А если бы ваша попытка потерпела неудачу, ты могла бы попасть в рабство.

— И что же, ты бы силой привез меня сюда? Или сделал бы меня своей рабыней в начезской деревне?

Рено нахмурился, услышав нотки раздражения в ее голосе, но ответил без обиняков:

— Пожалуй, я предпочел бы деревню. Мне совсем не нужно было скрываться и бежать, все дело в нашей сделке.

— Но ты говорил… Я думала, что ты в любом случае направлялся в земли начеточе.

Рено пожал плечами:

— В этом не было никакой срочной необходимости.

Элиз снова попыталась вырваться и была поражена тем, что он так легко отпустил ее.

— Я не верю тебе! Ты в самом деле сделал бы меня рабыней?

— Эта идея была в некотором смысле привлекательной.

— Не сомневаюсь, — сказала она, сверкая глазами. — А как же мадам Дусе? Вряд ли Паскаль взял бы с собой такую обузу. Ты бы захватил и ее тоже?

— Положа руку на сердце, можешь ли ты утверждать, что ей здесь лучше, чем там, где она была бы рядом с дочерью и внуком? Тяготы рабства не тяжелее тех, которые она перенесла в пути.

— Не знаю, я ведь никогда не была в рабстве, — резко ответила Элиз. — Но когда я думаю, что ты мог бросить в беде своих соотечественников — Генри, Сан-Аманта, Паскаля, — мне становится нехорошо.

Рено снова пожал плечами:

— Здесь дикие края. Мужчины должны уметь заботиться о себе и о своих близких сами. Те, кто не в состоянии этого сделать, должны отсюда уехать. Что касается этих мужчин, то они просто поняли, что со мной у них больше шансов выжить.

Его доводы звучали достаточно убедительно. Элиз подошла к свече и, протянув руки, стала греть внезапно озябшие пальцы.

— Может быть, ты и прав, не знаю. И все же, если ты мог с такой легкостью получить меня, зачем понадобилось это путешествие?

— Мне не хотелось ранить твою гордость, не хотелось брать тебя силой.

— Неужели? Я ведь оскорбила тебя.

— И озадачила своей сложностью. Ты и сейчас продолжаешь быть для меня загадкой.

— Как чудесно, что мы не зря проделали весь этот путь!

Игнорируя легкий сарказм, слышавшийся в ее словах, он тихо сказал:

— Да, чудесно.

Она взглянула на него с упреком. Рено быстро подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди.

— Зачем ты себя мучаешь, милая? — Он коснулся губами ее волос. — Что плохого в том, что ты стала моей? Ты презираешь меня за то, что я стремился к этому? Но ведь я же привел сюда вместе с тобой и остальных. Благодаря тебе они живы и здоровы. Что толку думать о том, что могло бы быть? Сомнения и страх источают душу.

Элиз, нахмурившись, взглянула на него.

— Ну почему ты такой рассудительный?