Элиз сама удивилась, произнеся эти слова, но не могла не признать, что говорила вполне искренне.

— Я хочу поехать — и поеду. Он мне позволит, вот увидите!

На мгновение у Элиз мелькнула мысль, что мадам Дусе потеряла рассудок. Это и в самом деле не казалось таким уж невозможным. Неглубокая, привыкшая к комфорту, без всяких внутренних резервов и с такой чрезмерной зависимостью от мужа, дочери, внука, мадам Дусе оказалась отрезанной от всего привычного. Она положилась на Рено, пока он вел их по диким тропам через леса и потом здесь, в этом доме. Что с ней будет, когда он откажется потакать ей в ее новом желании?

Элиз пробовала уговаривать, льстить, угрожать — но все напрасно. Маделейн, в свою очередь, давала советы и успокаивала. Пьер уже через несколько минут малодушно сбежал. В конце концов мадам Дусе вырвалась от них и побежала к парадной двери. Распахнув ее, она помчалась вниз по ступенькам, будто снова стала молодой.

— Рено позволит мне поехать с ним! — кричала она. — Я знаю, он позволит! Я вам докажу, я докажу вам!

Элиз не успела ее остановить — мадам Дусе подбежала к Рено и схватила его за локоть.

Пиршество подходило к концу. Мужчины наелись до отвала, и сейчас их мало волновало, что среди них появилась женщина. Элиз отметила только, что все они стараются смотреть в сторону, давая таким образом Рено возможность с глазу на глаз поговорить с этой странной женщиной, если уж он этого хотел. Сам Рено казался озабоченным, но не слишком. Он разговаривал с мадам Дусе очень серьезно, внимательно выслушивал и что-то отвечал.

Элиз почувствовала, что у нее больше нет сил. Она резко повернулась и направилась вверх по лестнице.

К отъезду готовиться ей было не нужно — перешитые специально для нее платья она не возьмет. Пусть Маделейн их выстирает и переделает, а впрочем — как распорядится Рено, ему это решать. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это снять свое платье и упасть в постель. Небольшой отдых перед долгой дорогой просто необходим.

Она лежала в темноте, заложив руки за голову, и наблюдала за игрой теней на стенах. Веселье во дворе продолжалось, и шум не давал ей уснуть. По неизвестной причине индейцы стали произносить длинные речи, прерываемые то ли победными криками, то ли поздравлениями. Время от времени раздавались взрывы хохота. Это действовало ей на нервы, так как она не знала, чем это может закончиться.

Элиз думала о Рено, который был сейчас среди них, от души веселился и понимал их лопотание. Он был частью всего этого! И он был тем самым мужчиной, который накануне ночью шептал ей ласковые слова любви на ее родном языке. Тем самым мужчиной, которого она ласкала, — его плечи, руки, грудь, бедра. Невероятно!

Где он будет спать сегодня ночью? Завернется в плащ, как его друзья-дикари, и уснет, где упадет? Или найдет какой-нибудь тюфяк в комнате Пьера и отдохнет несколько часов до рассвета? А может, он надеется разделить ложе с ней? Если так, то его ожидает разочарование. Она больше не желает иметь с ним никаких дел!

И все же Элиз не могла не признать, что он замечательный любовник. До него она и не подозревала, что способна испытывать такие сильные чувства, что в слиянии двух тел может быть такое волшебство. При одной только мысли об этом ее охватил сладостный трепет. За эту часть ее заточения она не держала на него зла. Нельзя было оправдать только средства, которые он использовал для достижения своих целей…

Элиз резко повернулась на живот, решительно прогоняя прочь подобные мысли. Вместо этого она попробовала думать о форте Сан-Жан-Баптист, о том, что будет делать там, с кем встретится. Элиз надеялась отыскать одну знакомую, с которой они вместе плыли из Франции на «Непокорном». Эта женщина, тоже бывшая воспитанница исправительной колонии, вышла замуж за поселенца и жила рядом с фортом. Они сдружились за время плавания, хотя Клодетт была постарше — ей тогда было почти девятнадцать. Ее история была грустной: собственный дядя продал ее в дом терпимости после того, как сам посвятил в тонкости этого ремесла. Клодетт очень радовалась перспективе выйти замуж за доброго мужчину, много старше ее, и жить за его спиной. Она надеялась, что никто не узнает о ее прошлом и она сможет стать уважаемой дамой.

А что будет с ней самой в этой маленькой колонии? Станет ли известно о ее близости с полукровкой? Можно ли верить Паскалю и остальным, что они не станут болтать об этом на каждом углу? Моральные устои поселенцев были не очень строги и достаточно терпимы, но ей не хотелось слышать хихиканье и грубые шутки у себя за спиной.

А впрочем, все это неважно. Она будет контролировать ситуацию так же, как делала это прежде. Самое главное — возвратить свою собственность. Первое, что она должна сделать, — это переговорить с комендантом, человеком по имени Сен-Дени. Он должен помочь ей добраться до Нового Орлеана, где она смогла бы обратиться со своим делом в консульство или даже к самому губернатору. Война с индейцами в тех местах, где были ее владения, конечно, затруднит возвращение туда, и какое-то время нельзя будет приступить к восстановлению разрушенного. Но рано или поздно это же должно будет произойти. Ничего больше она все равно не могла сделать.

Элиз проснулась от того, что кто-то положил руку ей на плечо. Прежде чем она шевельнулась, ее схватили, повернули, и она оказалась крепко прижатой к сильному мужскому телу.

— Лежи спокойно, — прошептал Рено. — Просто лежи спокойно.

Элиз попробовала оттолкнуть его, но у нее ничего не получилось.

— Отпусти меня! — полным негодования голосом воскликнула она.

Рено не ответил, только еще крепче прижал ее к себе. Она обнаружила, что на нем нет никакой одежды. Все его тело было прохладным, и только внизу живота Элиз ощутила его разгоряченную твердую волнующую плоть. Он нежно погладил ее распущенные волосы, вдохнул их легкий аромат, прижался к ним губами.

Элиз вдруг охватила странная слабость. Она с ужасом осознала, что больше не сердится на Рено, а чувствует только страшную боль. Он овладел ею, угрозами и хитростью подчинил ее своей воле не потому, что испытывал к ней какие-то чувства, а потому, что она бросила ему вызов. Она оскорбила его, и он сделал все, чтобы она пожалела об этом. Он пробил брешь в ее обороне и вынудил сдаться, использовав ее же собственные чувства.

Единственным утешением Элиз было то, что, по какой бы причине он ни предпринял свою осаду, для него это не было бескровной борьбой. Она не так-то легко сдалась, поскольку Рено тоже оказался уязвимым. Может, она и мало интересовала его как личность, но к концу он отчаянно желал ее.

Что же, скоро все закончится. Возможно, он выполнил не все условия их сделки, но завтра это будет уже в прошлом. А может, даже сегодня — если лошади окажутся достаточно быстрыми и домчат их в форт до захода солнца.

Рено положил ей руку на затылок и запрокинул ее голову назад. В его поцелуе была сладостная крепость тафии, которую он пил. Не отпуская ее, он начал совершать медленные движения, давая ей почувствовать, чего он хочет.