нашем ребенке! Труп! Какое ужасное слово! Но была религиозная церемония, и за это спасибо. Господи, моя дорогая Катрин! Я не смею даже представить, в каких условиях она умерла: мертворожденный сын, кровотечение, которое стало для нее фатальным. Если бы только она нас послушала! Она была бы жива, если бы осталась здесь, с нами, или у себя дома в Монтиньяке. Как я теперь жалею, что не навещала ее чаще! Это ты запрещал под предлогом, что это слишком польстит Дюкенам.

- И я был прав. Познакомься мы ближе, старый Антуан зачастил бы в замок! Вот уж кто был бы доволен!

- А я из-за этого упустила массу возможностей побыть с дочкой. И все из-за тщеславия, Гуго, твоего тщеславия!

Ларош, с мрачным лицом, только передернул плечами. Он в очередной раз взял в руку письмо, едва сдерживаясь, чтобы не скомкать его и не швырнуть в камин.

- Ну конечно, во всем я виноват, - буркнул он. - Ты с большим презрением относилась к нашему зятю, и не отрицай это, Адела! Но к чему теперь терзаться? Наша единственная дочка умерла. И ничто ее не воскресит. Я закажу памятную стелу на кладбище. И тебе будет куда пойти и помолиться за упокой ее души.

С этими словами он схватил хлыст, который перед этим небрежно бросил на мраморную столешницу комода.

- Гуго, куда ты? Умоляю, не оставляй меня одну! У меня так болит сердце.

- Съезжу в Руйяк - отправлю Гийому телеграмму. У нас есть его адрес в Нью-Йорке, и я хочу уведомить его, что первым же пароходом приеду, чтобы забрать Элизабет. Этот крестьянин думал разбогатеть, став компаньоном-плотником, и я втолкую ему, что это из-за его глупости и упрямства погибли Катрин и мой новорожденный внук. Согласись, если бы этот ребенок родился в свой срок во Франции, его ждало бы блестящее будущее - я бы оставил ему поместье!

Гуго Ларош умолк, с трудом переводя дух. Его душили ненависть и скорбь.

- Интересно, каким чудом телеграммы доходят с одного конца света на другой? - с несколько отсутствующим видом проговорила Адела.

- Люди очень изобретательны, и меня больше интересует, какие достижения прогресса нас ждут в будущем. Европу с Америкой соединяют подводные кабели, и по ним проходит сигнал, который потом расшифровывается. Но у меня нет времени на пояснения.

Его супруга лишь на какой-то миг отвлеклась от своих страданий и теперь не сдержала слез.

- Мне бы так хотелось быть рядом с Катрин, попрощаться с нею, поцеловать! - всхлипывала она. - Гуго, ты и правда веришь, что Гийом отдаст нам Элизабет?

- Он подчинится моей воле, Адела, - заявил тот, угрожающе потрясая хлыстом.

Будучи не в состоянии больше ждать, Ларош воздел руки к небу и вышел.

Мадлен слышала, как хлопнула дверь в вестибюле. Неслышным шагом она вошла в гостиную.

- Мадам, я заварила чай. Чашечка чаю пойдет вам на пользу.

- Охотно выпью, Мадлен. Благодарю, вы так трогательно заботитесь обо мне с тех пор, как я оплакиваю свою дочь. Увы, мы с мужем узнали подробности. Наш зять прислал письмо. Тело Катрин покоится в океанских глубинах. Такова была ее воля, в чем лично я сомневаюсь. Дитя, которого она ждала… Это был мальчик.

Адела принялась изливать свои чувства, описывая все жуткие детали смерти дочери, и горничная, разумеется, поддакивала в нужный момент.

- Я была строгой матерью, мало ее нежила и баловала, - с горечью заключила Адела. - Малышке Элизабет я дам намного больше нежности и любви, если, конечно, мой супруг ее все-таки привезет. Присутствие ребенка в замке сделает нашу жизнь светлее. И мы будем молиться, моя славная Мадлен, чтобы это благословение было нам ниспослано!

- О, мадам, я буду молиться с утра до вечера! - заверила ее горничная. - Вы так бледны! Сейчас принесу чай.

- И плесните в бокал коньяку, я в таком состоянии… Это поможет мне успокоиться.

- Конечно, мадам.

Какое-то время Мадлен вертелась вокруг хозяйки с показным участием, но, вернувшись в буфетную, моментально изменилась в лице. Уперев руки в бока, она обвела комнату злым взглядом.

- Молиться, чтобы эта маленькая кривляка вернулась? Ну уж дудки! Молитесь сами! Не хватает только, чтобы девчонка путалась под ногами. И так работы выше крыши.

Она едва сдержалась, чтобы не схватить фаянсовую пиалу с края стола и не швырнуть ее об пол. Венсан, наблюдавший за ней через застекленную дверь, которая вела на задний двор замка, постучал в стекло.

- Стесняешься, что ли? Входи! - раздраженно крикнула Мадлен.

- А, знаю я тебя, моя курочка! Когда ты бушуешь, лучше тебе не попадаться под горячую руку, - пошутил он, входя в буфетную. - Патрон приказал оседлать Талиона, своего треклятого белого мерина. Едет в Руйяк! Ты знаешь, что у них творится?

- Пришло письмо из Нью-Йорка. Выходит, мадам Катрин сбросили в воду, прямо посреди океана. И муж ее не убивал - хотя кто его знает? - потому что умерла она при родах. Понятное дело, патрон теперь хочет забрать пигалицу.

- Значит, ничего нового, - буркнул конюх и поцеловал ее в шею. - Не могу сказать того же о твоем племяннике. Я застал его на улице - бегал в дальнем закоулке парка.

- Проклятье! Поймаю - получит по заслугам! И больше ноги его там не будет. Если мадам его увидит.

Венсан заглушил ее возмущение жадным поцелуем. Она без возражений последовала за ним в подвальную кладовую, посмеиваясь своим мыслям, и он закрыл за ними дверь на задвижку.

Нью-Йорк, Дакота-билдинг, суббота, 20 ноября 1886 года

Мейбл расчесывала красивые темно-каштановые волосы Элизабет, которые она только что вымыла с помощью Бонни, уже третий раз за пять дней. Искупать девочку в ванне они не могли из-за гипсовой повязки на ее левой ноге, но хорошенько ее обмыли, с головы до ног, используя для этого многочисленные тазы с теплой водой.

Опершись спиной о большие подушки, Элизабет с улыбкой вдыхала запах мыла и талька. Мягкие прикосновения махровых полотенец, а потом шелкового белья, которое на нее надели, были для нее в новинку.

- У тебя волосы завиваются в естественные локоны, Лисбет! - воскликнула Мейбл. - Их еще называют англезы. Бонни, переведите!

- Англезы? Мама тоже так говорила, - ответила девочка.

- Она знает это слово, мадам, - обрадовалась горничная. - Хорошо бы выучить ее