Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И тут покоя нет! - буркнул себе под нос Батист, но жена только улыбнулась.
Он приоткрыл одну створку двери и с изумлением уставился на высокого мужчину с седеющими висками, очень элегантного в своем длинном приталенном пальто из черного шерстяного драпа и цилиндре.
- Мсье, вы, наверное, ошиблись адресом! - выпалил он.
Представители высшего общества никогда не забредали в такие дома, как этот, так что Батисту было чему удивляться.
- Это вы Батист Рамбер? Мне дали ваш адрес в конторе вашего предприятия.
Незнакомец изъяснялся на безукоризненном французском. Его изможденное лицо и холодный взгляд не произвели на компаньона-плотника благоприятного впечатления.
- Да, мсье, входите! Стоять на лестничной площадке холодно.
- Благодарю. Я Гуго Ларош, тесть Гийома Дюкена.
- О боже! - выдохнул Батист.
Леа побежала укладывать малыша. Она дала сыну дешевую погремушку, чтобы ему было нескучно.
- Присаживайтесь, мсье! - предложила она.
Ларош обвел комнату мрачным взглядом. Квартира маленькая, чистенькая, все прибрано, но по тесноте, по многим деталям обстановки сразу становилось ясно: семья живет в бедности.
- Приятно встретить соотечественников, - счел он нужным заметить, чтобы не выглядеть совсем уж невежливым. - Я прибыл в Нью-Йорк позавчера, после мучительного плавания на борту «Бретани», парохода, который был спущен на воду в том же году, что и «Шампань» - это проклятое судно, само название которого мне невыносимо произносить. На нем в октябре отплыли, на мое несчастье, Гийом Дюкен, мой зять, моя дочь Катрин и их девочка, Элизабет.
Батист кивнул. Леа поставила для гостя стул, и тот сказал усталым тоном:
- Вы, наверное, уже догадались о причине моего приезда?
- Я понимаю, что привело вас в Нью-Йорк, но в наш дом - не совсем, - отвечал Батист.
- Я объясню в нескольких словах. Три недели назад я отправил зятю три телеграммы, и он не ответил. Я знаю, что такой обмен посланиями стоит дорого, но супруга тайком от меня передала нашей дочери накануне отъезда некую сумму, так что Гийом мог себе это позволить, а я был бы в курсе новостей. Смерть Катрин стала для нас с женой тяжелейшим ударом, и мы тревожились о внучке, Элизабет. Прошу, дайте мне воды! Это все от волнения…
Леа, поражаясь выдержке этого измученного горем отца, подала ему воду. Дальше разговор повела она, не столь сдержанная, как супруг, тем более что у нее было о чем рассказать.
- Мсье Ларош, мне очень жаль. Ваш зять и внучка пропали вечером в воскресенье, 7 ноября, по дороге к нам. Мы ждали их к ужину, Батист подыскал им жилье на нашей улице. В этом секторе хотя бы есть водопровод - в отличие от того места, где они до этого жили.
Гуго Ларош опустил глаза, и кулаки его сжались. Какое-то время он молчал, и супруги Рамбер, из уважения к нему, молчали тоже.
«Затишье перед бурей», - подумал Батист, догадываясь о борьбе, происходящей в это время в душе Лароша. И не ошибся.
- Вам жаль, мадам? - вскричал он. - Боже правый! Вы сообщаете мне об исчезновении Гийома и Элизабет как о чем-то, не заслуживающем внимания!
Что с ними стряслось? Вы обратились в полицию?
- Я запрещаю вам кричать на мою жену, мсье. Она сделала все, что могла, чтобы разыскать вашу внучку. Мы очень тяжело переживаем эту трагедию - а речь идет о трагедии, я уверен. Вы даже не дали нам возможность все вам объяснить.
- Прошу меня простить, мсье Рамбер. После смерти Катрин я живу в аду, - стал оправдываться Ларош. - Слушаю вас.
Батист стал очень эмоционально рассказывать обо всем, что знал, потом показал копию своих показаний в полицейском участке и, в последнюю очередь, пуговицу, которую извлек из ящика стола.
- Почти каждую ночь, а иногда и днем убивают людей и оставляют тела прямо на тротуаре, или затаскивают в переулки, или сбрасывают в Гудзон. Я уверен, что мой друг Гийом мертв. Что касается девочки, Элизабет, моя Леа безуспешно пыталась ее разыскать. Мы готовы были оставить ее у себя, опекать.
Леа села так, что оказалась лицом к лицу с гостем. Не упуская ни одной мелочи, она стала рассказывать, что именно ею было предпринято, - по-французски, но с заметным итальянским акцентом.
- У меня семимесячный сын, - начала она. - С ним сидела моя мать, пока я искала малышку Элизабет. Я пошла к сестрам милосердия, но эти святые женщины занимаются совсем крошками, младенцами. Никто не приводил к ним девочку шести лет, француженку по национальности. Они направили меня в протестантскую организацию «Общество помощи детям», основанную Чарльзом Лорингом Брейсом, человеком с большим сердцем. Вот уже тридцать лет, мсье Ларош, благодаря этой организации тысячи сирот, брошенных детей, получают шанс на лучшую жизнь в западных штатах. Там не нашлось девочки, которая по приметам могла бы оказаться Элизабет, - и это притом, что девочек там было много, бедняжек!
- Так вы видели Элизабет? - спросил Ларош.
- Нет.
- Как же вы могли знать в таком случае?
- У меня были имя и фамилия, я знала, что девочке шесть лет.
А еще, если бы я заговорила с ней по-французски, то есть на ее родном языке, она бы, конечно, отозвалась, - пояснила Леа. - «Сиротский поезд» ушел в Индиану на прошлой неделе, и я присутствовала при том, как детей сажали в вагоны. Боже, с какой радостью они уезжали из города, чтобы жить на воле, в деревне! Нужно было это видеть: все хорошо одетые, чистенькие, мечтающие о том, что в конце долгого пути их встретят приемные родители!
Голос Леа задрожал, и инициативу перехватил Батист:
- Леа всматривалась в каждое лицо! Всего девочек по имени Элизабет оказалось шесть. Одна - француженка, но ей было уже двенадцать лет. Остальные не понимали вопросов Леа, и ни у одной не было темных кудрявых волос и очень ярких голубых глаз - так свою дочку описывал Гийом. Честно говоря, мсье, я опасаюсь худшего. Бандиты, которые забили его до смерти, скорее всего, избавились и от ребенка.
- Нет, этого не может быть! - вспыхнул Гуго Ларош. - Я отказываюсь в это верить! Зачем причинять зло невинному ребенку, если они уже ограбили ее отца?
К лицу его прилила
