– Может, он собирается держать ее в капсуле еще двадцать лет. – У Карлоса дрогнул голос.

– Единственное, что мы знаем, – это что она была жива, когда Микаэль бежал, – подытожил Йона.

– Я больше не могу. – Карлос поднялся. – Хочется просто лечь и заплакать, когда я думаю о…

– Сейчас у нас нет времени плакать, – перебил Вернер.

– Я только хочу сказать, что…

– Понимаю. Согласен, – громко сказал Вернер. – Но через час с небольшим в Управлении пенитенциарно-исправительных учреждений начнется срочное совещание. Там должны принять формальное решение о переводе пациентов в специальное отделение Лёвенстрёма, и…

– Я даже не понимаю сути задания, – сказала Сага.

– …и новое удостоверение личности к этому времени должно быть готово. – Вернер поднял руку, призывая Сагу успокоиться. – Мы должны подготовить твою историю болезни и судебно-психиатрическое заключение, приговор в суде первой инстанции должен быть внесен в базу Государственного управления судопроизводства и организовано временное помещение в Карсудден.

– Надо поторапливаться, – заметил Поллок.

– Но Саге не все ясно в задании, – напомнил Йона.

– Это просто потому, что оно черт знает как тяжело… Я хочу сказать – как мне держаться, если я не знаю, как измениться… конкретно – как?

Поллок протянул Саге тонкую пластиковую папку.

– В первый день ты поместишь в комнате дневного пребывания маленький микрофон, оптоволоконный приемник и передатчик, – сказал Вернер.

Поллок передал Саге пластиковый пакет с микрофоном.

– Мне его сунуть в задницу?

– Нет. В этой больнице устраивают полные обыски, – заметил Вернер.

– Ты его проглотишь, а потом выблюешь, пока он не опустился в двенадцатиперстную кишку… а потом снова проглотишь, – объяснил Поллок.

– Не жди дольше четырех часов, – предостерег Вернер.

– То есть я должна держать его в себе, пока не пристрою в комнате дневного пребывания.

– В фургоне будут сидеть сотрудники, которые станут вести прослушивание в режиме реального времени, – продолжал Поллок.

– Ладно, эту часть я поняла. Давайте мне приговор суда первой инстанции, давайте все это говно про принудительное лечение и так далее и тому подобное…

– Все это нужно, чтобы…

– …я могла продолжать. Понятно… И вот я знаю свое прошлое, попадаю в нужное отделение, устанавливаю микрофон, но… – Взгляд Саги стал тяжелым, губы побелели, когда она посмотрела в лицо каждому по очереди. – Но с чего… с чего вдруг Вальтер станет что-то рассказывать мне?

Натан поднялся, Карлос обеими руками закрывал лицо, Вернер тыкал пальцем в кнопки телефона.

– Не понимаю, с чего Вальтер станет говорить со мной, – повторила Сага.

– Естественно, наша затея – авантюра, – заметил Йона.

– В этом отделении три отдельных комнаты-изолятора и общая дневная с беговой дорожкой и телевизором за армированным стеклом, – стал объяснять Вернер. – Вальтер тринадцать лет просидел в отделении один, и я не знаю, как часто использовалась дневная комната.

Натан подвинул Саге чертеж специального отделения и пальцем обозначил прямую линию от камеры Вальтера до комнаты дневного пребывания.

– Если нам не везет по полной, то… Персонал не разрешает пациентам видеться друг с другом, тут мы ничего не сможем сделать, – признался Карлос.

– Понимаю, – сосредоточенно сказала Сага. – Но я все думаю о том, что понятия не имею… ни фига не имею понятия о том, как мне подобраться к Вальтеру.

– По нашему плану ты будешь настаивать на встрече с адвокатом из административного суда, потребуешь, чтобы комиссия по новой оценила степень риска, – сказал Карлос.

– Кому я об этом скажу?

– Главному врачу Роланду Брулину. – Вернер положил перед ней фотографию.

– Вальтер очень ограничен в передвижениях, – сказал Поллок. – Так что он станет внимательно наблюдать за тобой и в конце концов начнет задавать вопросы. Потому что твое присутствие – это для него окно во внешний мир.

– Чего мне от него ждать? – спросила Сага.

– Он хочет бежать, – серьезно сказал Йона.

– Бежать? – с сомнением спросил Карлос и постучал по кипе докладов. – Он за все время не сделал ни одной попытки…

– Он не пытался, потому что не был уверен в успехе, – перебил Йона.

– И вы думаете, что он в такой ситуации скажет что-нибудь, что приведет вас к капсуле? – Сага не скрывала, что настроена скептически.

– Мы знаем, что у Вальтера есть сообщник… Фактически это означает, что он способен полагаться на других людей, – сказал Йона.

– В таком случае он не параноик, – заметил Поллок.

– Уже легче, – улыбнулась Сага.

– Никто из нас не думает, что Вальтер укажет прямое направление, – сказал Йона. – Но если ты его разговоришь, он рано или поздно скажет что-то, что приведет нас к Фелисии.

– Ты ведь уже говорил с ним, – заметила Сага.

– Да, он заговорил со мной. Надеялся, что я изменю свои свидетельские показания… но за все это время он никого не коснулся лично.

– Так почему он заговорит о чем-то конкретном со мной?

– Потому что ты исключительная. – Йона посмотрел ей в глаза.

Сага поднялась и, обхватив себя руками, смотрела в окно на снег с дождем.

– Сложность в том, что мы должны обосновать перевод в специальное отделение Лёвенстрёмской больницы и в то же время найти преступление и диагноз, которые не повлекли бы за собой лечение тяжелыми препаратами, – заметил Вернер.

– Задание провалится, если тебя привяжут ремнями к койке или применят электрошок, – деловито добавил Поллок.

– Черт, – прошептала Сага и повернулась к собравшимся.

– Юрек Вальтер очень умен, – сказал Йона. – Манипулировать им нелегко, а лгать ему – крайне опасно.

– Мы должны создать личность-совершенство. – Вернер коротко глянул на Сагу.

– Я много об этом думал. И решил, что в основе я дам тебе шизоидное расстройство личности. – Поллок прищурился на Сагу, и от его глаз потянулись глубокие морщины.

– Хватит ли? – спросил Карлос.

– Если добавить повторяющиеся психотические состояния и эпизоды буйного поведения…

– Отлично, – кивнула Сага. На щеках у нее выступили красные пятна.

– Будешь принимать по восемь миллиграммов трилафона три раза в день. Это нестрашно.

– А насколько на самом деле опасно это задание? – спросил наконец Вернер – сама Сага так и не задала этот вопрос.