— Знаешь, это — именно то, чего я хочу и чего мне всегда недоставало в жизни. — Он смотрел на нее как на произведение искусства. — Глупо было бы притворяться перед тобой, моя дорогая, будто женщины не любили меня каждая по-своему, но ты — единственная — молилась за меня, читала мои мысли и дала мне то, чего не давал никто.

— Что же… это? — спросила Лоилия.

Его губы приблизились к ее губам.

— Я чувствовал, целуя тебя, что ты отдаешь мне не только свое сердце, но и свою Душу.

— А ты дал солнце… луну… звезды и свет, который, я знаю, исходит от Бога, — прошептала Лоилия.

Лорд Брэйдон целовал ее вновь.

Целовал все более требовательно и страстно.

Она не боялась этого.

Она знала теперь, что любовь не только нежное, романтическое чувство, как она считала ранее.

Она более разнообразна — азартна и увлекательна.

Она сильна и властна, как сама жизнь.

Она может быть спокойной и ласковой, как море, тихо плещущее о борт яхты, но может быть мощной, бурной и неистовой, как шторм.

Лорду Брэйдону предстояло многому научить ее.

Уже и теперь каждая ее клеточка откликалась на его призыв с такой силой, о которой она не подозревала ранее.

А он продолжал целовать ее, как будто стремился убедиться, что она принадлежит ему навсегда.

Когда Лоилия проснулась, яхта лорда Брэйдона уже стояла на якоре в гавани.

Отправляясь спать, она думала о том, как изменился мир.

Она принадлежала теперь не только себе, но также человеку, которого любила.

У нее не было мыслей и чувств, не принадлежавших ему.

Накануне она оставила лорда Брэйдона очень поздно.

Заснула еще позже, почти под утро.

Теперь же солнце было высоко в небе.

Ей показалось, что отец беспокоится о ней.

Она встала, надела миленький хлопчатобумажный халатик, купленный Уоткинсом, и прошла в каюту отца.

Он сидел на постели, что-то записывая.

— Мне сказали, моя дорогая, что сегодня — день твоей свадьбы!

Лоилия бросилась к нему, обняла его.

— О папа, я так… счастлива! — воскликнула она.

— И я счастлив за тебя, моя дорогая.

Судьба соединила тебя с надежным человеком, и, несомненно, вы рождены друг для друга, так же, как были близки мы с твоей матерью.

— Я уверена в этом, — улыбнулась Лоилия, — но ты знаешь, папа, что я не могу расстаться с тобой. Поэтому, как предлагает лорд Брэйдон, когда тебе станет лучше, ты должен жить с нами в его доме в Оксфордшире.

— В настоящее время у меня много работы, — объяснил Тарстон Стэндиш, — и я сделаю ее лучше и быстрее, если буду один, потому принял великодушное предложение твоего будущего мужа остаться на его яхте. — И прибавил с лукавинкой в глазах:

— Я намерен посетить кое-какие места в Средиземноморье несколько по-иному, чем делал это в прошлом!

Лоилия рассмеялась.

— Ты будешь очень величественным, путешествуя в личной яхте; не так, как мы ездили с тобой последний раз по Франции — в неудобном экипаже, набитом пассажирами.

Тарстон Стэндиш развеселился.

— Я должен не забыть описать это приключение в моей книге!

— Ты должен не забыть включить и меня в нее, папа, — погрозила пальчиком Лоилия. — Ты непременно станешь знаменитым, когда твои книги опубликуют, и я тоже хочу участвовать в этом!

— Твое участие было неоценимым! — воскликнул он.

Она поцеловала его.

Затем они поговорили о его дальнейших занятиях — после круиза на яхте.

Наконец она прошла в свою комнату одеваться и увидела на кровати чудесное белое платье.

Рядом лежал венок из оранжевых цветов и изысканная, очевидно дорогая вуаль из брюссельских кружев.

Она поняла, что Уоткинс опять постарался проявить свой талант, и вновь оценила его безукоризненный вкус.

Когда она облачилась в свадебный наряд, чутье ей подсказало, что она должна ожидать, пока за нею придут.

Лоилия опустилась на колени рядом с постелью — помолиться о том, чтобы ее мужу никогда не наскучило быть с ней.

Она молилась также о том, чтобы в течение всей жизни их любовь оставалась такой же сильной и прекрасной, как сейчас.

«Ты должна помочь мне, мама, — мысленно обратилась она к матери. — Я знаю, как счастливы вы были с папой, как ты заботилась о нем, и я хочу быть такой же».

Она столь безоглядно была погружена в молитву, что не услышала, как отворилась дверь.

Лорд Брэйдон стоял и смотрел на нее.

Он не ожидал, что обнаружит ее за молитвой.

И вновь отметил про себя, что Лоилия отличается от остальных женщин.

Отличается столь разительно, что ему вдруг показался невероятным тот счастливый случай, который свел их.

Сила его чувств передалась ей даже сквозь ее молитвы.

Лоилия повернула голову, вскочила и бросилась к нему.

Он заключил ее в объятия и поцеловал — не страстно, а очень бережно и нежно.

— Все готово, моя дорогая, — сказал он. — На пристани нас ждет экипаж, и мы поедем в церковь.

Лоилия с трудом воспринимала его слова.

Ее переполняла любовь.

— Как это возможно? — говорил он. — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты становишься все более прекрасной!

— Я хочу… чтобы ты так… думал, — улыбнулась она, — и каждый раз, когда я вижу тебя, я… люблю тебя больше, чем за пять минут… до этого.

В ответ он вновь поцеловал ее, и рука об руку они отправились к ее отцу.

Лоилия поцеловала отца, а лорд Брэйдон пожал его руку — слова казались излишними.

Всех троих связывала общность чувств и мыслей.

Эту общность можно было выразить одним словом — «любовь».

Впоследствии, вспоминая день свадьбы, Лоилия думала о том, что он оказался совсем не таким, каким она его заранее представляла.

Они с лордом Брэйдоном венчались в маленькой церкви рядом с набережной.

Эта церковь была увешана рыболовными сетями, и в ней, как ей рассказали, жены рыбаков молились о благополучном возвращении мужей, ушедших в море.

Церковь одаряла прихожан верой и любовью.

Лоилия знала, что подобной атмосферы она не нашла бы ни в одной из церквей Лондона.

После венчания, все еще плененные благословениями священника, звучавшими в их душе, они возвратились на яхту.