Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он утверждает, что естественное состояние всего живущего — конкуренция.
— То самое обстоятельство, что вы сидите в этом кресле, означает, что я не могу в нем сидеть, — сказал он мне. Я не указал на очевидный факт, что никто не может сидеть на двух креслах одновременно, и, следовательно, тут нет никакого элемента конкуренции. Он, казалось, прочитал мои мысли.
— А если бы в комнате было только одно кресло, мы бы находились в прямой и непосредственной конкуренции, — сказал он.
Божественный Абсорбент, может показаться, замещает жалкое состояние влюбленности, представляя идею и принцип творческого поглощения. Этот злобный сумасшедший настаивает, что если более сильный поглощает более слабого сознательно и с полным пониманием, и — более того — выполняет это как творческий акт, тогда поглощение становится действием любви: творческое поглощение равносильно любви. Он ссылается на сексуальное сношение в качестве примера.
— Двое становятся единым целым в спазме плотского удовлетворения, — говорит он. — Естественно, женщина в данном случае сильнее, и это она поглощает — принимает в себя — мужчину. Сущность сношения заключается именно в этом: делать единое целое из двух частей.
Я хотел закричать на него: «Ты сумасшедший ублюдок!», но я не сделал этого, Лучиано. Не сделал.
Женщина является более сильной! Я нахожу эту фразу весьма значимой: конечно, она сильнее, потому что она всегда была сильнее! Никто — и уж точно не его отец — не может соперничать с его Королевой Хайгейта. Ее душа поглотила его (ненавижу использовать эту фразу), словно губка впитывает воду; он существовал только для нее, и с помощью него она жила другой жизнью, не принадлежащей ей — жизнью, которую она присвоила, чтобы расширить собственную сферу влияния, которая столкнулась с пределом. Теперь может показаться, что она живет, так как сын избрал увековечить — в фактической реальности! — материнскую способность поглощать.
О, Господи, Лучиано! Какой же это отвратительный случай! Молись любому Богу, в которого ты веришь, чтобы мой профессионализм оказался достаточным для того, чтобы выдержать бешеный напор этого монстра.
Энрико Баллетти
Отчет зарегистрирован Лучиано Касти, главным офицером медицинской службы.
Это был Господин Эгберт. Вот кто пришел к нам на помощь. Этот тучный, одаренный, бесстыдный буффон, которого я не думал еще когда-нибудь увидеть, позвонил на следующее утро после фиаско в II Bistro.
— Мастер Эгберт! — завопил я. — Что это такое…?
— Я слышал о твоих неприятностях, мой милый мальчик, — сказал он. — Я думаю, все из нашего круга теперь уже слышали об этом. Я не буду спрашивать о деталях.
— А я не хочу снабжать вас ими. Но мне надо смываться.
— Ну, надо думать.
— И?
— Я хочу сделать тебе предложение. Ради старых времен, можно сказать.
— Эгберт — Мастер — не воображайте ни на мгновение, что мы можем продолжать с того места, на котором остановились. Все изменилось.
— Это все, что ты думаешь обо мне, сексуальный приспособленец? Мне больно, Орландо, очень больно.
— Чепуха. Я просто сказал вам, вот и все.
Повисла пауза, и я услышал гиперболизированный театральный вздох на том конце линии. Затем:
— Ты хочешь услышать мое предложение или нет?
— Конечно, хочу.
167
ОТКРОВЕНИЯ ЛЮДОЕДА
— Хорошо, почему бы нам не встретиться?
Я медлил в нерешительности.
— Вы действительно думаете, что это будет хорошей идеей? — сказал я.
— Конечно, я так думаю. Только мои самые грешные сны смягчают боль разлуки с тобой, Орландо. О, ты делаешь со мной такие безнравственные вещи в моих снах.
— Я не могу отвечать за это.
— И я тоже не могу. Где мы встретимся?
— Я буду в отеле Фуллера.
— Когда?
— Как только смогу.
— Ну что ж, этот день подходит, как и все остальные…
— Это не вопрос удобства, Мастер Эгберт — я попаду в беду, если останусь здесь — это была моя личная ошибка, я должен был понять, осознать…
— Приезжай сегодня в полночь — это будет отлично. Я скажу Флавио Фалвио, чтобы он сделал нам специальную выпечку из своих кремовых рожков. Мы истребим ее с банкой персикового черного китайского чая.
— Я не могу — я имею в виду — я должен вернуться сюда, в II Bistro, сегодня ночью.
— Ты имеешь в виду, что ты не хочешь спать со мной. Разве может быть кто-нибудь столь же беспощадным, как освобожденный от чар любовник?
— Я имею в виду не совсем это, Мастер. Да, именно так.
— Ты должен будешь вернуться целомудренным и в безопасности на поезде семь сорок три из Бристоля. Я уверен, что мое предложение — одно из тех…
— От которых нельзя отказаться?
— От которого ты не захочешь отказаться. Кроме того, в моей жизни есть теперь и другой свет.
— о?
— Его зовут Свен, и я перевожу его на салаты на следующей неделе.
— О, тогда я могу догадаться о его судьбе.
— Ты голубоглазый ублюдок, — сказал Мастер Эгберт.
Затем разговор прервался.
Отель Фуллера совсем не изменился. На самом деле, Мастер Эгберт тоже не изменился — он был круглым, жирным, зрелым и смешным, как и всегда.
— Орландо, милый мой мальчик! — завопил он, обвивая руки вокруг меня, почти удуив меня запахом затхлого пота и острого запаха лука.
— Я никогда не думал, что вернусь сюда, — сказал я, освобождаясь из его объятий, в ходе которых мясистые руки начали блуждать, исследуя и сжимая меня.
— Разве кто-нибудь из нас думал? О, позволь мне посмотреть на тебя, Орландо!
Естественно, он посмотрел на меня чуть более долго и задержался взглядом ниже талии.
— Ведите себя хорошо, — проворчал я.
— Не злись на меня, — нагло сказал он. — Это было так давно, а ты такой же милый, каким всегда и был.
— Я бы предпочел, чтобы мы спустились вниз и поговорили о делах, Мастер Эгберт.
Он погрозил мне жирным указательным пальцем.
— Скажи «пожалуйста».
— Пожалуйста.
— Вот теперь все хорошо. Угощайся кремовым рожком. Флавио Фалвио испек их только этим утром, сделал так, как я тебе и обещал. Дорогой Свен просто обожает учиться у нашего Флавио, но я уже сказал, что ему придется быть терпеливым. Немного больше внимания моему рожку и, я думаю, тогда он сможет погрузить свои руки в кремовое многообразие.