Харграт буркнул что-то и отбросил микроскоп обратно на верстак, где тот упал набок, закачался и свалился на пол.

– Что ты хочешь? – спросила Элли.

Харграт подобрал одно из Эллиных колёсных взрывающихся устройств, взвесил его на ладони и снова поставил на место.

– Я встречал однажды твою мать, – сказал он небрежно. – Приятная женщина. Умная, само собой разумеется. Очень умная. Так это ты сделала эту… эту увеличительную штуковину?

Элли ощетинилась.

– Нет. Она.

Харграт кивнул, между делом осматривая половицы.

– Ну, конечно, конечно. – Глаза его лениво скользнули вверх и пригвоздили её. – Почему от тебя пахнет канализацией?

– Я чинила водосборную машину в приморье возле Шпиля Св. Эпштейна. Дело оказалось… грязным.

Харграт потёр подбородок, затем махнул рукой в сторону подвала.

– Ты вернулась через ту дверь?

Элли застыла.

– Что?

Он указал на пол.

– Мокрые следы, – сказал он. – А вдобавок, кажется, два комплекта? – Он вопросительно посмотрел на неё.

– Я была… я была с Анной. Моя лучшая подруга, знаешь?

Харграт несколько долгих мгновений смотрел на Элли. Она силилась выдержать его взгляд, но тело её трепетало.

– Где он, Элли? – спросил он.

– Где кто?

Харграт открыл дверь в подвал и, нагнувшись, вгляделся в темноту. Элли оставалось только надеяться, что Сиф не забыл спрятать матрас, на котором он спал. Харграт закрыл дверь, затем уставился на неё, позволив молчанию, скоро сделавшемуся удушающим, наполнить мастерскую.

– Ты осознаёшь… как бы ты его ни защищала, он умрёт. Он погибнет или от рук Инквизиции, или от той твари, что живёт внутри него. Помогая ему, ты лишь обрекаешь себя на ту же судьбу.

Щёки у Элли так горели, что наверняка были краснее красного. Она сглотнула.

Харграт присел, приблизив своё мёртвое лицо к её лицу.

– Я уже предупреждал тебя, – прошептал он. – Ты не знаешь, с чем имеешь дело. Я тоже был, как ты, когда-то – молодой, дерзкий. Глупый. Я воображал себя героем из сказочки на ночь. Я взлетел на Часовую башню Св. Ангелуса, готовый встретить злобную тварь. Но вместо неё обнаружил Клода Хестермейера. Он выглядел усталым. Таким исхудавшим. Таким… жалким. А затем… – Харграт прищёлкнул пальцами, – он распался. Просто распался. Его кожа, его плоть, его тело были… отброшены, выброшены, как лохмотья, на ветер. А под ними была… эта тварь. Это создание. Оный живёт внутри мальчишки в эту самую минуту, делается сильнее, готовится появиться. А когда оный претворится, оный принесёт такие разрушения, что ты и представить себе не можешь.

На долгое мгновение Харграт словно позабыл, где он находится. Рука его дрожала, а глаза метались в глазницах, будто считывая стремительно проносящиеся перед ними воспоминания. Он зарычал и крепко сомкнул веки. Когда глаза его снова открылись, они были обведены красным. Скрипя кожей, он повернулся, чтобы показать ей пустой рукав своей шинели.

– Я знаю, Элли. Меньше всего ты хочешь оказаться там, когда придёт время. Так что скажи мне, – потребовал он, – где он?

– Я же тебе сказала, – отвечала она. – Я не знаю.

Харграт внимательно оглядел её.

– Ты имеешь на него какое-то влияние, так? Я видел свидетельство этому на крыше часовни Св. Варфоломея. Ты можешь использовать это влияние на благо Города. Ты можешь убедить его сдаться.

– Я не видела его с того самого дня, как ты его арестовал.

– Так ли это? Тогда, быть может, ты объяснишь, почему девчонку, соответствующую твоему описанию, видели не так давно убегающей из Устричного готовища? А также, быть может, ты объяснишь, почему я только что нашёл вот это недалеко от того места, где в последний раз видели Сосуд?

Он извлёк из кармана небольшое колёсное устройство с торчащим сверху ключом и положил его рядом с его точной копией на верстак. Элли содрогнулась всем телом.

«Почему она не взорвалась?»

– Ты приведёшь Сосуд ко мне, – сказал Харграт. – Или же ты приведёшь меня к нему к полудню третьего дня. И тогда я не стану упоминать твоего имени Верховному Инквизитору. Ты избежишь наказания. Я сдам мальчишку или, если необходимо, сам убью его. И тогда… – он сделал глубокий вдох и с тоской посмотрел вдаль, – все станут воспевать имя Киллиана Харграта. Защитника Города. Сокрушившего Врага. Меня назовут героем.

– Тебя уже называют героем, – с горечью проговорила Элли.

Но Харграт полностью ушёл в свои мысли. Наконец он посмотрел на неё.

– Если ты не выдашь его мне, я сообщу Великому Инквизитору, что я нашёл эту… игрушку на месте побега Сосуда. Я устрою твой арест. Я прослежу, чтобы твою мастерскую разобрали на досочки. Я сделаю твою жизнь несказанной мукой, и тогда ты сама расскажешь мне всё, что знаешь. А когда пыль уляжется и ты будешь мертва, наследие твоей матери… – он поднял с верстака микроскоп, – обратится в ничто.

Он уронил микроскоп на пол и наступил на него огромным чёрным башмаком, затрещав металлом и крошащимся стеклом.

– Доброго дня, мисс Ланкастер, – сказал он и, отвесив поклон, зашагал прочь из мастерской.

Элли отрешённо смотрела на обломки микроскопа.

– Она должна была взорваться, – сказала она бесцветным голосом. – Почему она не взорвалась?

– Элли, ты в порядке? – спросил Сиф, соскакивая вниз из библиотеки.

– В порядке, – сказала она. Голос был словно чей-то чужой, а всё тело заледенело.

– Ты уверена?

Элли доковыляла до ближайшего верстака, едва волоча налившиеся свинцом ноги. Она опустила голову, положив щёку на столешницу.

– Ага. Да, всё в порядке.

Она бросила взгляд на Сифа, который скептически посматривал на неё.

– Нет, – тихо промолвила она.

Сиф закусил губу.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал он. – Мы вернёмся к моему первоначальному плану – найдём настоящий Сосуд. Может, Финн…

Он смолк и на мгновение замер. Элли выпрямилась и с тревогой смотрела на него.

– Сиф, что такое?

Он поглядел на неё.

– Финн, – сказал он.

Элли сглотнула.

– Что с ним?

– Почему Финн ни перед чем не останавливается, лишь бы только помочь тебе? Почему ты так важна для него?

– Это… это сложно объяснить.

Сиф взял в руки дневник Хестермейера.

– Но то, что он проделал… Спас меня с того костра, устроил пожар в Устричном готовище. Это просто невозможно. – Он погладил обложку. – Как здесь описано. Хестермейер высказывает пожелание, и невозможное совершается.