— Очень вероятно. На мой взгляд, все это большого значения не имеет, но как будто сходится. Так или иначе, Пурпур не потрудился скрыть от вас, что знаком с миссис Порфир. Но я не вижу, какое отношение это имеет к легкомыслию миссис Рэнсом или к вашему долгу гражданина.

— Ну, — начал Годфри и снова сделался косноязычен. — Мне такое ужасно трудно говорить, но... моя мама и мистер Пурпур были...

— Давайте будем людьми светскими и взглянем правде в глаза, — предложил Петтигрю. — Жили во грехе, скажем так?

— Боюсь, что да.

— Весьма неприятное для вас положение. По поводу Пурпура я уже дал вам совет, и совершенно независимо от его отношений с вашей матушкой. И что дальше?

— Ну, как я говорил, полиция хочет знать, где он.

— И вы знаете?

— Нет, я не знаю. Но уверен, что мама знает. Она говорила с ним вчера по телефону, но, конечно, я не знаю, откуда он звонил. Как по-вашему, мне следует...

— Бежать в полицию, чтобы она навела справки на телефонной станции? М-м... тут у вас точно проблема. В целом, я бы сказал «нет». Первое: крайне маловероятно, чтобы настолько известный человек, как Пурпур, сумел достаточно долго скрываться — если, конечно, он скрывается, а это в настоящий момент чистейшей воды домысел. Что до второго, то это может их заинтересовать. Вот что я вам скажу. У меня есть кое-какие знакомства среди местных полицейских. Я могу у них узнать, интересуют ли их эти сведения. Тогда, если потребуется, вы сами посетите потихоньку участок и поговорите с ними без того переполоха, какой поднимется, если они снова заявятся к вам в дом и поставят вас в неловкое положение перед матерью.

— Я был бы вам ужасно признателен, сэр.

— Тогда договорились. И что бы вы ни делали, нечего сочувствовать Пурпуру. Он вам добра не принесет, и, если позволите сказать, миссис Рэнсом тоже. Еще что-нибудь есть?

Они достигли того места, где их тропинки расходились. Годфри с мгновение стоял в нерешительности, вперившись глазами в землю.

— Я вот подумал... — сказал он. — Та связь между мистером Пурпуром и миссис Порфир... как по-вашему, в чем она?

— По-моему, ваша догадка не хуже моей.

— Как по-вашему, они могли быть женаты?

— Разумеется, такое возможно, хотя это никогда не приходило мне в голову.

— Да и мне пришло только вчера ночью, когда я все обдумывал. Ну понимаете, сэр, бывает, что не можешь заснуть.

Петтигрю кивнул. Он понимал слишком уж хорошо, но испытал укол жалости при мысли, что такое знакомо семнадцатилетнему юноше.

— Предположим, они были женаты, — продолжал Годфри, — и она отказывалась с ним развестись... Я знаю, она бы отказалась, она просто не из тех... Ну... — Годфри с трудом сглотнул, и потом слова изверглись скороговоркой: — А тут мама и мистер Пурпур влюблены друг в друга и все такое... Это ведь получается мотив, так, сэр?

«Ну наконец-то!» — подумал Петтигрю, но потянул немного с ответом, подбирая слова.

— Ваша мать богата? — спросил он.

— О Господи, нет! Она вечно жалуется, что превысила кредит в банке.

— Вы знаете, откуда у нее доходы?

— Отец выплачивал ей содержание, пока был жив. Теперь оно, кажется, выплачивается стряпчими. Затем есть еще ее собственные деньги; доверенные лица выплачивают время от времени проценты с капитала. Она говорит, их не хватает даже на сигареты. Она говорит, после ее смерти капитал перейдет ко мне.

— Хорошо! Тогда вам решительно не о чем волноваться.

— Вы так считаете, сэр?

— Определенно. Пурпур только одним, пожалуй, не заинтересовался бы — женитьбой на бедной женщине. Можете сразу выбросить это из головы.

— Ужасно рад, что вы так говорите, сэр.

— Я не говорил, — продолжал Петтигрю, — что Пурпур не убивал миссис Порфир. Он способен на любое преступление, если оно стоит затраченного времени. Но после ваших слов я совершенно уверен, что если он это и сделал, то не потому, что замышляет стать вашим отчимом.

— Понимаю. Как по-вашему... Как по-вашему, моя мама это понимает, сэр?

Петтигрю потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что кроется за вопросом.

— Давайте будем совершенно откровенны, — сказал он. — Вы боялись, что Пурпур мог убить миссис Порфир, чтобы жениться на вашей матери. Это само по себе скверно, но то, на что вы намекаете, еще хуже. Вас мучает мысль, что ваша мать могла сделать то же самое в надежде, что Пурпур на ней женится. В этом дело?

Годфри покраснел до ушей.

— Звучит гадко, если так излагать. Конечно, я на самом деле так не думаю... просто...

— Просто следствие бессонной ночи плюс вам было не с кем поговорить о случившемся. Учитывая названный вами мотив, ваша мать, чтобы пойти на такое преступление, должна быть одновременно ужасно порочной и исключительно глупой. Вы ее такой считаете?

— Нет.

— Вот и ладно. — Петтигрю взглянул на часы. — Мне пора идти — баранья нога превратится в угли, если я не поспешу. Скажу еще только две вещи: во-первых, я очень рад, что познакомился с вами, и, во-вторых, если захотите прийти и поговорить со мной, я к вашим услугам в любое время. Не забудьте! Я говорю серьезно.

Пожав друг другу руки, они расстались. Спускаясь по тропинке к дороге, Петтигрю обернулся посмотреть, как Годфри решительно шагает вверх по склону Тисового холма. Теперь он шел, как и полагалось идти молодому человеку в погожий весенний день, когда впереди его ждет хороший ленч. Зрелище было утешительное, и Петтигрю довольно сказал себе, что не без пользы провел утро. Но немного спустя, когда он уже заставлял себя переставлять порядком уставшие ноги, поднимаясь на свою сторону долины, ему вдруг пришло в голову: так ли уж убедительны его собственные уверенные заявления и не относятся ли предположения Годфри как раз к таким, за какие может ухватиться некий тупоголовый полицейский и что-нибудь из них вымучить — скажем, даже приговор?

— Хорошо прогулялся? — спросила Элеанор, когда они с мужем наконец сели за ленч, который он покаянно признал перестоявшим в духовке.

— Спасибо, очень, — сказал Петтигрю. — А ты хорошо прокатилась?

— Да. У леди Ферлонг уйма интересных тем для разговора.

— Главным образом о миссис Порфир, надо думать?

— Миссис Порфир мы касались, конечно, но только походя. Леди Ферлонг много больше интересуют живые, чем мертвые.

— Весьма опасный принцип. Мертвые не могут подать в суд за клевету.

— Будь справедливее, Фрэнк. Ты не меньше других любишь сплетни. И вообще, у нее сплетни не злобные. По сути, из наших соседей она плохо отзывается только о миссис Рэнсом. Кстати, ты знал, что у миссис Рэнсом есть сын, милый мальчик, который был в церкви сегодня утром?