тысяч пар военных ботинок по 40 лир. Оттуда же предлагают фланелевых рубах по 19 лир, штанов по 14 лир и шинелей по 65 лир. Далее можно иметь из Франции сравнительно невысокой цены до 400 грузовиков, бывших в употреблении, но в хорошем состоянии. Точка. Максимов».

Апартаменты англичан. Роскошная, белая с золотыми орнаментами, двустворчатая дверь распахивается, и мы видим в глубине стол, весь уставленный блюдами. Кое-где группы людей закусывают стоя. Судя по разоренному столу, прием идет к концу.

Звучит музыка, и слышится разноязычный говор. Боб с подсвечником в руках, чуть пошатываясь, входит в темный зал и, шаря по стене, включает свет. Это уютная гостиная.

Максимов и О’Крэди во фраках входят в гостиную, причем О’Крэди поддерживает Максимова под локоть. Боб, пошатываясь, пятясь, пытается покинуть помещение.

О’К р э д и (он чуть навеселе). Ну, задержитесь немного. Прошу вас.

М а к с и м о в. А как ваша печень? Не беспокоит?

О’К р э д и. Только не вас. Присядем. На этих приемах такая толкучка… Все время хотел с вами поговорить, но… Поболтаем?

Они направляются к креслам, расположенным около камина. В эту же гостиную заглядывают и Мэйсон с Лялей. Мэйсон во фраке, на Ляле вечернее платье.

М э й с о н. А где мисс Вера?

О’К р э д и. Вот об этом я как раз и хотел вас спросить.

М э й с о н (Бобу, который сзади маячит с подсвечником в руках). Боб, найдите мисс Веру.

Боб кивает и чуть от этого не теряет равновесие, но удерживается и, стараясь держаться строго вертикально, отправляется на поиски. Мэйсон и Ляля минуют это помещение и проходят в другое.

О’К р э д и (Максимову). Я старался вас не терять из виду. Вы не сидели без дела.

Максимов неопределенно взмахивает рукой.

В соседней гостиной Мэйсон говорит Ляле:

— Мисс Ляля, я рад случаю посидеть с вами. Побеседовать… Это очень важно… То есть ничего существенного с официальной точки зрения. Но… Вы меня понимаете? (Склоняется к ней.)

Л я л я. Не совсем.

Мэйсон откидывается на спинку кресла и испытующе глядит на Лялю. Она отвечает ему совершенно нейтральным взглядом.

Боб, галантно придерживая Веру за локоток, с преувеличенно размашистыми жестами проводит ее в гостиную, где находятся Максимов и О’Крэди. Последний с самой сердечной улыбкой приглашает Веру присоединиться к ним. Взглянув на Боба и заметив, какие тот прилагает усилия, чтобы сохранить равновесие, берет у него подсвечник и советует:

— Идите спать, Боб.

Боб, качнувшись, направляется к двери, но направление им выбрано не совсем точно.

О’К р э д и. Между прочим, Боб — большой знаток русского языка. Уже знает назубок две буквы.

Б о б. Три, сэр. (Дергает себя за фалды). Одну с хвостом.

И, сделав довольно замысловатый пируэт, поклонившись, выходит.

М э й с о н (Ляле). Мы с вами, разумеется, разные люди. Принадлежим к разным слоям общества. Живем в разных странах. По-разному глядим на мир.

Л я л я. Мой патрон говорит, что вы всегда умеете быть правым.

М э й с о н. У меня с ним еще больше различий, чем… Вы понимаете? (Опять несколько наклоняется к Ляле.)

Л я л я (невозмутимо). То есть?

Мэйсон опять откидывается назад, словно обдумывая, с какой стороны сделать следующий заход.

О’Крэди хочет наполнить бокал Веры, но она останавливает его. Наливает Максимову, но тот также почти сразу делает останавливающий жест. Пожав плечами, О’Крэди наливает себе полный.

О’К р э д и. Знаете, какие вы? Вы битком набиты принципами. И потому безжалостны. Беспощадны. Это ваш стиль. (Выпивает до дна.)

М а к с и м о в (тоже выпивает). Нападайте, нападайте, старина. Мы оба малость перехватили. И можем позволить себе сказать все. Во всяком случае, я могу выслушать все.

О’К р э д и. В таком случае, я хочу сделать вам неофициальное признание.

Вера хочет встать. Он удерживает ее.

О’К р э д и. Нет, нет… Именно при вас…

М э й с о н. Мне кажется, что в отношении вас я чувствую некоторую… Ну, как определенные нити все более и более… Вы понимаете?

Л я л я. Мне неясно, о каких нитях идет речь.

М э й с о н (без улыбки). Жаль… Очень жаль… Эти нити… (Еще суше.) Я говорю, разумеется, в переносном смысле… (Очень деловито наклоняется к Ляле, и выражение его лица исключает всякую мысль о флирте.) Если бы их можно было упрочить… Это было бы полезно для дела… Вы понимаете?

Л я л я (взвешивающе глядит на Мэйсона и совершенно без выражения и без оценки спрашивает). Вы меня вербуете?

М э й с о н (сухо). Ни в коем случае. Это я так флиртую.

И приглашает Лялю танцевать.

О’К р э д и. Хорошо. Мы согласились на пароходы с продуктами. Меняем тридцать пять англичан на десять тысяч русских. Должен вам признаться, это все стоило мне немалых усилий. Но ваше новое требование…

М а к с и м о в. Я ничего не требую. Я делаю предложение. Оно диктуется логикой.

О’К р э д и. У вас все диктуется логикой. Но от вашей логики Мэйсон… (Присвистнул.)

В е р а (участливо). Он снова начал икать?

О’К р э д и. Икоту мы уже преодолели. Я постарел на двадцать лет…

В е р а. Незаметно.

О’К р э д и. Спасибо. А Керзон… (Машет рукой.)

Ляля и Мэйсон танцуют в общем зале, среди других пар. Играет оркестр. Кто-то продолжает есть, стоя у стола.

О’К р э д и. Я повторяю, мы меняемся черт знает как! Мисс Вера, простите! И все — за счет наших уступок.

М а к с и м о в. Красной Армии никто не уступал.

О’К р э д и. Верно. Идут месяцы. И мы терпим. Мисс Вера, подтвердите.

В е р а. Вот уж не думала, что именно вы ждете не дождетесь, чтобы мы уехали!

О’К р э д и. Это запрещенный прием! Сидите тут хоть вечность — я буду только рад. Но пусть ваш старик не перегибает палку.

В е р а. Мой патрон не старик.

О’К р э д и. Никак не привыкну разговаривать с женщинами. Ладно. Не старик. (Максимову.) Но ваша новая выдумка!.. Надо же придумать такое. Чтобы мы на своих судах транспортировали ваших людей на родину. С какой стати? Я не могу сообщить об этом Керзону.

М а к с и м о в. Почему? Ведь на чем-то их везти надо? У нас судов нет. А вы — великая морская держава. Гордый Альбион. Просто стыдно слушать, как вы торгуетесь по такому поводу! Вера… (Обращается к ней за поддержкой.)

В е р а (О’Крэди). Я как женщина была о вас лучшего мнения.

О’К р э д и. Обо мне лично?

В е р а. Вообще об англичанах.

О’К р э д и. Я ирландец.

В е р а. Что вы хотите этим сказать? Что ирландцы скупее англичан? Самые скупые из мужчин?

О’К р э д и. А почему, ради всего святого, вы не судите о мужчинах по своему патрону? Где справедливость, наконец? (Максимову.) Почему, если вы хотите возить своих людей на наших пароходах, мы тоже должны этого хотеть? Только потому, что нам это просто? Но есть вещи, которые нельзя делать из-за престижа. Надеюсь…

М а к с и м о в (вкрадчиво перебивает). Есть великолепный способ не только сберечь престиж, но и поднять его.

О’Крэди почти злобно