письмо! Вы знаете — я читала и не верила своим глазам!..

Пауза.

К о с т я. Так. И что дальше?

С т а р у ш к а. А о чем я говорила?

К о с т я. О письме.

С т а р у ш к а. Да. Письмо. И фотография. Мальчик почти совсем не изменился. Жена. Можно, конечно, иметь другую жену, но когда рядом нет матери — кто подскажет? И внуки у меня, оказывается, есть. Мальчик и девочка. У внука уже своя жена. И дети, мои правнуки. Я ответила. А теперь он прислал еще письмо и просит меня приехать. (Передает письмо.) В моем возрасте!

К о с т я (читая). «…расходы и оформление я беру на себя… Для получения визы только твое согласие… Достаточно материально обеспечен… Не стеснишь…» Так. (Складывает письмо и отдает его старушке.) Мда. История.

С т а р у ш к а. Что вы на это скажете?

К о с т я. А что говорит Рая?

С т а р у ш к а. Сейчас мы услышим. (Зовет.) Раечка!.. У меня такой стал слабый голос. Не Шаляпин. Позовите ее, пожалуйста, дорогой.

К о с т я (приоткрыл дверь). Раюша! Зинаида Григорьевна зовет.

Входит  Р а я.

Р а я. Чай настаивается. (Кивает на письмо, Косте.) Что скажешь?

С т а р у ш к а. Вот и я спрашиваю. Ведь мне надо Илюше как-то ответить. Чтобы он не обиделся.

К о с т я (Рае). А как ты считаешь?

Р а я. Тут двух мнений и быть не может. Ехать, и все.

К о с т я. Надо разобраться.

Р а я. В чем? Я бы ни секунды не колебалась.

С т а р у ш к а. Вы! А я? Разница. Если бы можно было — вот я здесь, вот я там, посмотрела на них, и обратно, — с радостью. А лететь? В мои годы?

К о с т я. И постарше летают.

С т а р у ш к а. Конечно. Господь бог, например.

К о с т я. Не только.

С т а р у ш к а. Зачем мне смешить людей?

Р а я. Тут нет ничего смешного.

С т а р у ш к а. Не будут смеяться, будут плакать. Вы же всплакнете, когда я помру? Хоть капельку?

Р а я. Что за разговор?

С т а р у ш к а. Всплакнете, всплакнете. И Валя всплакнет. Полететь… Об этом не может быть и речи. (Начинает плакать.)

Р а я. Что же вы плачете?

С т а р у ш к а. Очень хочу их увидеть.

Р а я. Тогда летите.

С т а р у ш к а. Кто меня пустит — такую старуху? И американцы, и наши скажут: «Ты с ума сошла?»

Р а я. Не скажут. Поймут: мать хочет взглянуть на сына, которого пятьдесят лет не видела. На его детей. И детей его детей. Это естественно.

С т а р у ш к а. Все равно ничего не выйдет. И потом, я же ничего не сумею.

Р а я. Костя, ты сможешь помочь?

К о с т я (после паузы). Постараюсь выяснить. Как и что.

Р а я. Костя вам поможет, Зинаида Григорьевна. Он теперь там, у себя в Интуристе, шишка.

К о с т я. Никакая не шишка. Но попытаться можно.

С т а р у ш к а. Спасибо, дорогой. Вы такой добрый.

К о с т я. Я еще ничего не сделал.

Р а я. Но сделаешь, да?

К о с т я. О чем может быть речь? Я ведь тоже человек. И у меня есть сердце.

Р а я. Сейчас принесу чай. (Выходит.)

С т а р у ш к а. И у вас есть сердце. И у нее есть сердце. И дай бог, еще все наладится.

К о с т я. Вы не представляете себе, Зинаида Григорьевна, что такое для меня Раюша.

С т а р у ш к а. Почему не представляю? Что я восемьдесят лет за печкой сидела, что ли? Я себе все даже слишком хорошо представляю. И я вам говорю: капля долбит камень. А сердце женщины и камень — ничего общего.

Входит  Р а я  с чайником.

Р а я. Чай готов.

Входит  В а л я.

В а л я. Чего — чай? (Вынимает пол-литра, ставит на стол.) Да! Явился котище-то. Через четверть часа — как штык. Кашу — в момент, и спать. Уморился. Вот сукин сын!

Р а я (Косте). Как вы договорились?

К о с т я (старушке). Сделаем так. Вы ответите сыну. А когда получите что-нибудь новое — звоните.

С т а р у ш к а (вздохнув). Сегодня же напишу ему письмо. И начну так: «Дорогой мой сыночек Илюша! Поздравляю тебя — твоя мать сумасшедшая. Если ты не шутишь, так я согласна…»

СЦЕНА ВТОРАЯ

У старушки

С т а р у ш к а  стирает. Входит  В а л я.

В а л я. Вечная история. Опять стираешь?

С т а р у ш к а. Раз пачкается, надо стирать.

В а л я. Господи! Кто на тебя смотрит?

С т а р у ш к а. Ты, например.

В а л я. Мне-то как раз плевать.

С т а р у ш к а. Сама на себя смотрю.

В а л я. Разве что. В твоем возрасте надо, чтобы на тебя стирали.

С т а р у ш к а. Ты же знаешь, я большие вещи отдаю. А маленькие — это физкультура.

В а л я. Ты и на кладбище сама себя понесешь — физкультура. Что сын-то пишет?

С т а р у ш к а. Пока ничего нового.

В а л я. Я Америку себе очень представляю. Видела в театре одну постановочку. Показали, как они там под музыку шкандыбачат. И потом, иностранец у меня есть. Каждый день ему массаж делаю. Шестьдесят лет, а молодые девки звонят. А он (изображает) — «Некогда». А все равно. Если сын пробьет это дело, поезжай.

С т а р у ш к а. Ты же была против.

В а л я. А шут его знает, как лучше. Да смотреть на тебя — глаза болят. Но уж коли ехать, так насовсем.

С т а р у ш к а. Ты с ума сошла! Тут же родина.

В а л я. Ты же родом из Одессы.

С т а р у ш к а. Какая разница? Родина — это родина.

В а л я. А что тебе-то от родины отломилось?

С т а р у ш к а. Как — что? Я тут пятьдесят два года была акушеркой. Целый город родила.

В а л я. То — ты. А тебе — что? Муж в могиле. Старший сын — в могиле. Шестьдесят три рубля пенсии и… восемьдесят лет, а самой стирать приходится. Умрешь — никто и не заметит.

С т а р у ш к а. Ты заметишь, Раечка заметит.

В а л я. Только и заметим — комната освободится. Как бы кого не впихнули. Сын-то хорошо там живет?

С т а р у ш к а. Пишет — виллу на океане на лето снимает. Дачу то есть. Две машины.

В а л я. Обалдеть. И ты еще сомневаешься? Вот что значит — ты массажа не делала.

С т а р у ш к а. Ну и ну! А почему ты сегодня не работаешь?

В а л я. Выходной себе устроила. Кишки болят. Ничего, авось мои бабы за день не растолстеют. Жрут в три горла, а массажистка им пузо сгони. (Отталкивает старушку.) Да пусти ты, глядеть противно. Стирка называется… (Стирает вместо старушки.)

С т а р у ш к а. Говорят, от массажа массажистка худеет.

В а л я. Точно. Рецепт им дай. Не надо жрать после обеда — вот и весь рецепт. Пьют много, сладенькое любят и сметану — ложками. Разве это размассируешь? Наберу денег, куплю себе квартиру. Однокомнатную. Развешаю повсюду окантовочки, детские головки, мордочки. На кухне собачек фарфоровых расставлю. У меня их семнадцать штук. И заживу в свое удовольствие.

С т а р у ш к а. А не скучно будет одной?

В а л я. Господи! А кто не один? Все друг друга игнорируют. Жить надо в свое удовольствие. Ничего. Я хоть полакомилась. Мужиков каждые пять лет меняла. Никого не жалко.

С т а р у ш к а. Пообедаешь со мной?

В а л я. Что я, дура — обедать? Я вообще не обедаю. Яблоки, апельсины — это да. Витамины. Ни в чем себе не отказываю.

С т а р у ш к а. Ну, а чаю выпьешь?

В а л я. Вода. Кофе