Григорян все время повышал цены, к весне 1996 года уже брал за литр спирта по шестьдесят центов. Но спрос по-прежнему намного превышал предложение, Григорян чувствовал себя полным хозяином положения.

Иметь с ним дело было непросто. Иногда все бумаги подписывал не глядя, но мог упереться, и ни в какую. Все зависело от настроения. Если накануне проигрался в казино, к нему лучше было не подходить. Секретарши, благожелательность которых Тимур покупал дорогой французской косметикой, всегда предупреждали его: не в духе. Пренебрегать такими предупреждениями не следовало. Тимур давно понял: рынок рынком, но есть и человеческий фактор. В Осетии даже сторожу не прикажешь открыть ворота, если при этом не дашь понять, как ты уважаешь его самого и его ответственную должность открывателя ворот.

Приехав однажды утром в офис "Спиртсервиса", Тимур сразу понял, что сегодня не лучший день для деловых переговоров с Григоряном. Приемная была залита ярким мартовским солнцем, но атмосфера в ней царила мрачная, напряженная. Секретарши с каменными лицами отвечали на звонки. Покупатели вполголоса переговаривались, хмуро поглядывали на дверь в кабинет Григоряна, из-за которой доносились раздраженные, на повышенных тонах, мужские голоса. Только один человек уверенного московского вида, свободно расположившийся в глубоком кожаном кресле в углу приемной, не разделял всеобщей озабоченности. Грузный, с короткими жесткими волосами в проблесках седины, с темными тенями под глазами, он рассеянно листал яркие автомобильные журналы, которыми был завален журнальный стол, время от времени оглядывал приемную с добродушным интересом стороннего наблюдателя. Когда появился Тимур с охранником, тащившим сумку с деньгами, внимательно посмотрел на них, будто сфотографировал, и вновь принялся листать журналы.

- Что происходит? - вполголоса спросил Тимур, подсовывая секретарше коробочку теней "Лореаль-Париж".

- И не спрашивайте, мрак, - отозвалась она, смахивая презент в ящик письменного стола.

- Опять проигрался?

- Не то слово!..

Голоса в кабинете стали громче, дверь распахнулась, в приемную выпятился высокий белобрысый прибалт с красным от возмущения лицом.

- Вы нарушаете договор! - кричал он Григоряну, как бы подталкивающему его к выходу небрежными движениями руки. - Это не есть правильно! Так не делают бизнес! Я буду жаловаться!

- Иди отсюда, пока я не вызвал охрану! Жаловаться он будет! Да хоть в ООН!..

Григорян исподлобья оглядел приемную, кивнул Тимуру:

- Заходи.

Пока кассирша считала деньги, тяжело ворочался в кресле, бурчал:

- Он будет меня учить, как делают бизнес! У себя в Риге пусть учит!

- Миллион восемьсот, - доложила кассирша.

- Сколько? - переспросил Григорян, останавливая руку с "паркером", которым уже был готов подписать накладные и распоряжения на отгрузку спирта. - Почему миллион восемьсот?

Тимур объяснил:

- Пятьдесят цистерн по шестьдесят тонн. Три миллиона литров по шестьдесят центов. Миллион восемьсот. Все правильно.

- Кто тебе сказал, что по шестьдесят центов? По семьдесят два!

- С каких пор? - возразил Тимур. - Мы договаривались по шестьдесят.

- Тоже будешь учить меня, как делать бизнес? - разъярился Григорян. - По семьдесят два! Не нравится - не бери. У меня есть кому отдать! Короче, с тебя еще триста шестьдесят тысяч. Плати - и спирт твой.

- Ашот, мы с тобой работаем не первый год и всегда понимали друг друга, - попытался Тимур разрядить атмосферу. - Ты назначаешь цену - мы не спорим. Но нельзя же так, без предупреждения.

- Я всех предупредил!

- Когда?

- Вчера!

- Над этой поставкой я работаю уже месяц, - напомнил Тимур. - Мы не отказываемся платить. Но я не ношу в кармане триста шестьдесят тысяч долларов. Нужно время.

- Сколько тебе нужно?

- Недели две.

- Три дня! - отрезал Григорян. - Все, разговор окончен!

Тимур сгреб неподписанные бумаги, вышел в приемную и обессиленно опустился в кресло возле журнального стола с автомобильными журналами. Удар был болезненный. Триста шестьдесят тысяч долларов. Сукин сын. Таких денег не было у Тимура с собой. Но их не было и на банковском счету во Владикавказе после того, как купили и запустили ликероводочный завод в Беслане. Все свободные средства уходили на строительство спиртзавода и закупку технологического оборудования. Перед отъездом в Германию Алихан обнулил счет, чтобы сразу проплатить контракты. Лететь домой и брать кредит? Но это - время. Три дня. Ничего не успеть за три дня. Сукин сын!

- Проблемы? - поинтересовался москвич, доверительно наклоняясь к Тимуру.

- Что хочу, то и ворочу! - вырвалось у Тимура. - У нас говорят: не имей дела с цыганами и армянами. Никогда не понимал, почему так говорят. Теперь понимаю.

- Вы откуда?

- Из Осетии.

- Я почему-то так и подумал. Хотя на осетина вы не похожи.

- Почему? - удивился Тимур.

- Все осетины черные.

- Как видите, не все.

- Вижу. Чему вы усмехаетесь?

- Усмехаюсь? - переспросил Тимур и машинально потрогал шрам на губе, придающий его лицу выражение постоянной легкой насмешливости. - Да нет, мне сейчас не до смеха.

- Пойдемте покурим, - предложил москвич.

- Я не курю.

- Я тоже.

Он встал с неожиданной для его грузного тела легкостью и вышел из приемной, зачем-то прихватив автомобильный журнал. Тимур последовал за ним, не очень понимая, почему он это делает, но чувствуя невозможность остаться один на один с неожиданно свалившейся на него тяжелой проблемой. Когда расположились за столиком открытого летнего кафе и взяли минералки, москвич представился:

- Панкратов. Михаил Юрьевич.

- Русланов, Тимур.

- Скажите, Тимур, вы давно знаете Григоряна?

- Давно.

- И до сих пор не поняли, что это за тип?

- Чего тут понимать? - огрызнулся Тимур. - Беспредельщик!

- Удивительно хороши украинские девушки, - неожиданно сменил тему Панкратов, разглядывая струящуюся мимо кафе толпу. - А вот женщины - уже не то. Расплываются, теряют свежесть. В тридцать лет уже тетки. Как думаете, почему?

- Понятия не имею. Никогда об этом не думал.

- Осетинские женщины такие же?

- Нет, что вы! У нас они остаются молодыми до самой старости! - горячо запротестовал Тимур. - Особенно в горах. Издали не сразу и разберешь, девушка идет или старуха.

Он представил, как бежит ему навстречу гибкая, как лозинка, Алина, и засмеялся.

- Я почему об этом заговорил? - спросил Панкратов и сам ответил: - Чтобы показать вам, как важно вовремя отвлечься от проблем, переключить внимание на что-то другое. И все начинает казаться не таким уж безвыходным. Не так?