мастерами Кажимских плавилен длинноствольной пищалью! Щелкнул затвором, проверил патрон: хорош заряд, сам плавил свинец, сам круглил пулю. Старого снайпера учить не надо.

Потом он встал, принялся рубить топором освежеванную тушу. «Время-то ведь идет! — торопил сам себя. — Ведь надо еще жердей приготовить, приколотить между деревьев, чтобы развесить и провялить мясо, не оставлять же так…»

Вдруг Сюдай, лежавший в сытой дреме, поднял голову, настороженно уставился в сторону ручья, зарычал утробно, оскалясь, вздыбив щетину. Потом взметнулся и, злобно залаяв, бросился в чащу.

Вскоре с той стороны, где надрывался пес, донесся сердитый окрик:

— Эй, есть там кто? Убери свою гавку, не то я пулей заткну ей пасть!

Солдат Иван окликнул Сюдая. Тот, не прекращая яростного лая, примчался к хозяину, потом рванулся было обратно — хозяин едва удержал за ошейник.

Из-за деревьев показался человек: сам в лузане, с ружьем, телом широк, а лицо узкое, усатое — тоже пожилой. Остолбенел на миг, увидев освежеванную тушу. Потом заметил и человека, стоявшего у огромной ели, направился к нему неторопливо и опять встал как вкопанный. Смотрит, смотрит… и рука его все туже стискивает ружейный ремень у плеча.

— Э-э, да не Солдат Иван ли ты? — сказал пришедший с тревогой и изумлением, вонзив взгляд в старика.

Они стояли друг против друга в двадцати шагах, замерев, а между ними на распластанной собственной шкуре глыбилась наполовину изрубленная кровавая туша лося.

— А ты не Бисин ли? Язви тя в корень…

Понятливый пес, слыша мирный разговор людей, перестал рычать, завилял успокоенно хвостом.

— Сильно же ты сдал, Иван — едва и признал тебя, рожа-то сморчок сморчком… — сказал пришелец.

— Да и ты не помолодел, Бисин, — усмехнулся Солдат Иван. — Усы никлые да пеплом запорошенные… А еще покойный отец мой говаривал: когда, мол, чистая белая седина в волосах человека пойдет на пепел, значит, надо на тот свет собираться.

— Ну, я сяк-так еще поживу! — Бисин натянуто засмеялся. — Мышцы мои еще не одрябли, упруги, как у молодого. Да и неохота из такой хорошей жизни уходить…

Они беседовали с нарочитым добродушием. Но все в них было напряжено до предела, до последней жилки, от неожиданности этой встречи. Ведь оба хорошо знали, что встретились по-прежнему врагами. Встретились в таежной глуши. У одного ружье, и у другого ружье… Лучше бы им не встречаться…

— Вот и довелось нам свидеться через столько лет, — сказал Бисин, переминаясь на месте.

— Тут когда-то наша тропа охотничья проходила, — отозвался Солдат Иван невпопад, а в голове с упорством весеннего дятла колотилась мысль: «Каким образом очутился здесь Бисин? И зачем явился?»

— Стало быть, ты на своем старом угодье лосей душишь? — Глубоко сидящие глаза Бисина сверкнули молнией. Совсем как в молодые лета — все еще Огненноглазый.

— Да, душит кто-то, — Солдат Иван кивнул в сторону освежеванной туши. — А кто — вопрос… Ты-то, Бисин, как сюда попал? Был слух, что в городе обитаешь?

— Добрые люди на вертолете подбросили… Дай, думаю, еще разок перед смертью обойду Тяновы боры.

— На вертолете, говоришь? — Солдат Иван насборил морщинистый лоб. — То-то же вчера шум мотора был слышен…

— Уважили молодчики-вертолетчики.

— Значит, ты прибыл слопцы свои проверить, петли? — сказал Солдат Иван, не меняя тона, как бы в раздумье. — Я так и подумал, что тут кто-то из бывалых таежников чинит разбой…

Два старика, будто бойцовые петухи, задиристо уставились друг на друга, жгут взглядом. Только вместо красных гребешков у них седые, пожелтевшие усы, борода.

— Не в том суть, кто и как ловит, — процедил Бисин сквозь зубы, он уже сообразил, что уклончивый разговор ничего не даст, лучше напрямик топать.

— А в чем же, по-твоему? — сдержанно спросил другой.

— А в том, почему ты, сяк-так, обираешь чужие слопцы? Наши коми мужики за это, сам знаешь, как наказывали…

— Стало быть, признаешь, что петля твоя?

— А хоть бы и моя, что с того!

— Ну, коли так, я поймал тебя на месте преступления, Бисин.

— Это мы еще посмотрим, кто кого поймал…

— Меня охотинспекция сюда направила, — строго сказал Солдат Иван. — Выяснить, что за люди браконьерствуют в этих местах. Я — общественный инспектор, могу документ показать.

Бисин рассмеялся нагло:

— Все в общественниках ходишь? Порядок наводишь?

— Да уж приходится, покуда пакостники не перевелись.

— Значит, так и не угомонился на старости лет? У людей нажитое добро отнимаешь?

— У людей? Добро нажитое?.. В сердце кровь закипает, когда вижу, как эти люди кормящих лосих душат. Нерестящуюся семгу бьют. Ради своей ненасытной глотки пустошат наши леса и воды…

— Да плюнь ты на все, Солдат Иван, — примирительно заговорил вдруг Бисин. — Этих лосей в последнее время столько развелось — лес молодой пожирают вчистую, они его пустошат, а не люди. Ведь когда совсем отстрела нет и животные размножаются сверх меры — опять же вред… А коли тебе мясца захотелось, могу поделиться: тем более что заслужил ты честным трудом — освежевал тушу. Мне не жалко, сяк-так. Тайга вон большая, мяса в ней много бегает. Разделим добычу и разойдемся с миром. Что нам воевать на старости лет? Зачем бередить раны? Мы ведь с тобою оба и впрямь одной ногой уже в могиле стоим…

Солдат Иван не ждал таких речей, потому вдруг засомневался. «Да, постарел все же Бисин! — мелькнуло у него в голове. — А что, может быть, укорить его построже — да на этом дело и кончить?» Ведь с ним еще и Ваня, внук. Случись что с Иваном — неизвестно еще, что будет с Ваней. Но если поступить так — значит, показать Бисину свою слабость. Закрыть глаза на злодейство…

— Придется акт составить, — сказал он непреклонно. — А мясо государству сдадим.

— Интересно, как это ты его сдашь? — ожесточился и Бисин. — Как ты вынесешь из леса лосятину? Думаешь, мы тебе для этого вертолет подадим? На-кося, выкуси…

— Вы уж и технику приспособили, чтобы в лесах живодерничать! Кто вам только дает вертолеты эти?..

— Для меня, сяк-так, ничего невозможного нет. Не знаешь разве, Солдат?

— Знаю. Как был бандитом, так им и остался.

— Но-но, попридержи язык! Мы ведь еще за давние долги не сквитались.

Бисин сдернул с плеча ружье.

Солдат Иван тоже схватил свою пищаль.

…Два выстрела прогремели почти одновременно — будто один человек пальнул из обоих стволов двустволки. И чей-то выстрел припоздал лишь на миг, на миг, который нужен молнии, чтобы сверкнуть, который нужен пуле, чтобы долететь от среза ствола до цели.

Бисин и Солдат Иван оба рухнули на мягкий мох лесной опушки.

Растерянный Сюдай, яростно рыча, метнулся к пришельцу,