Джулия подняла глаза на собравшихся. Многие одобрительно кивали. Пол широко улыбался. Его улыбка была очень выразительной.

– Гвидо хотелось бы заставить нас поверить либо в крайнюю наивность и доверчивость Франциска, посчитавшего, что место Гвидо в Раю, либо в дерзкую самонадеянность Франциска, уверенного в своей способности перехитрить Бога. Гвидо хотелось, чтобы мы думали, что Франциск вступил в схватку с демоном, но проиграл, поскольку был не столь искушен по части логики. Жизнь Франциска и его деяния показывают лживость обоих устремлений Гвидо. Я считаю, что Франциск приходит на могилу Гвидо да Монтефельтро, дабы оплакать его и бесчестную жизнь, которую он вел. Только за этим, а не ради спасения души Гвидо. Франциск проявляет к нему сострадание и милосердие, хотя и суровое милосердие. – Произнеся последние слова, Джулия выразительно посмотрела на мужа. – Франциск не был вором. Он не обманывал и не мошенничал. Не пытался с помощью пустых слов упрочить свое служение. И в самом деле, словами о молчаливом присутствии Гвидо очень точно передал суть натуры Франциска. Возможно, многих удивляет, что некто, столь искушенный в клевете и лжесвидетельстве, сумел так верно передать картину добродетели. Но если вспомнить рассказы сподвижников Франциска о его жизни и деяниях, перед нами предстанет та же картина, какую увидел Гвидо, хотя Гвидо и здесь попытался с помощью цветистой риторики исказить черты великого святого. В заключение могу сказать, что, по моему мнению, обе исторические интерпретации этого отрывка являются ошибочными. Франциск явился новопреставленной душе Гвидо, но саму душу он у демона не крал. Появление Франциска противопоставляет истинное францисканство лживому францисканству Гвидо да Монтефельтро. Показав разительный контраст между обоими персонажами, Данте использует образ Гвидо как фон и на этом фоне возносит хвалу благочестию святого Франциска… Благодарю вас за внимание.

Раздались вежливые аплодисменты. Джулия кивком поблагодарила за них. Собравшиеся перешептывались. Джулию прежде всего интересовала реакция Пиктон, Маринелли и Габриеля.

Габриель ей подмигнул и удовлетворенно улыбнулся.

– У кого-нибудь есть вопросы по материалу моей лекции? – спросила Джулия, обращаясь к аудитории.

Возникшая пауза показалась ей вечностью. Собравшиеся молчали. Криста сидела с недовольным лицом, но тоже молчала. Джулия решила, что все трудности позади и сейчас она благополучно сойдет с кафедры.

Но потом, словно в замедленном кино, выражение лица Кристы изменилось и стало похожим на кусок камня. Она встала.

Краешком глаза Джулия видела, как профессор Паччиани довольно грубо дергал ее за локоть, пытаясь усадить на место. Однако Криста вырвала руку:

– У меня есть вопрос.

Джулия инстинктивно закусила губу. Ее сердце ушло в пятки.

Как по команде, головы собравшихся повернулись в сторону Кристы. Кое у кого из ученой публики заблестели глаза. Эти люди что-то шептали соседям, вероятно предвкушая новый спектакль. Почти все знали о конфликте Кристы с Эмерсонами. Зал наполнялся нервозной энергией. Каждый пытался предугадать, какой выпад на этот раз сделает мисс Петерсон.

– В вашей лекции так много лакун, что я даже не знаю, с какой начать. Пожалуй, начну с того, что вы называете вашим исследованием. – Криста не скрывала своего презрения. – Большинство исследований, посвященных этому эпизоду, принимают как факт, что Франциск спускался в Ад за душой Гвидо. Ряд недавних работ отрицают само нисхождение Франциска. Однако никто… – Криста сделала драматическую паузу. – Повторяю, никто не рискует утверждать, будто Франциск спускался в Ад, но не за душой Гвидо. Либо Гвидо лжет, либо нет. Творчество Данте – это вам не разбавленные сливки. – Она усмехнулась.

В зале послышалось несколько одиночных смешков.

Джулия с трудом проглотила комок в горле. Ее глаза метались по залу, пытаясь определить настроение собравшихся. Потом она заставила себя перевести взгляд на Кристу.

– Более того, – продолжала Криста, – вы даже не сочли нужным упомянуть начало двадцать седьмой песни, когда Гвидо сообщает Данте, что говорит правду. В тот момент Гвидо думает, что Данте обречен вечно оставаться в Аду и потому не сможет рассказать другим о том, как все было на самом деле. Начальные строки двадцать седьмой песни не оставляют сомнений в правдивости слов Гвидо. Франциск действительно спускался в Ад. Наконец, если бы вы удосужились прочесть на редкость плодотворную монографию профессора Хаттона об устройстве Ада, вы бы знали, что покойный профессор считал слова демона вполне достоверными, поскольку они исторически точны. Таким образом, Хаттон тоже придерживался мнения, что Франциск спускался в Ад за душой Гвидо.

Горделиво улыбаясь, Криста уселась, ожидая ответа Джулии. Она была настолько довольна и горда собой, что ничего не замечала. А между тем профессор Пиктон выразительно посмотрела на профессора Паччиани. Этот взгляд напомнил итальянцу, что он несет ответственность за вызывающее поведение своей подружки и что Кэтрин очень недовольна ее выходкой. Профессор Паччиани тут же наклонился к уху Кристы и зашептал, сопровождая слова отчаянной жестикуляцией.

Джулия стояла, торопливо моргая. Собравшиеся ждали ее ответа.

Габриель подался вперед с явным намерением встать. Сощуренный взгляд профессора Пиктон подавил это намерение. Тогда Габриель повернулся туда, где сидела Криста. Чувствовалось, он готов разорвать ее на куски.

Пол выругался сквозь зубы и сложил руки на широкой груди.

Профессор Пиктон кивнула Джулии. Лицо старухи было образцом уверенности.

Джулия дрожащей рукой откинула локон. Камень на ее кольце поймал солнечный луч и ярко вспыхнул.

– Что ж, я начну с вашего утверждения о ряде интерпретаторов, уверенных, что Франциск спускался в Ад за душой Гвидо. Это, как вы говорите, видно по начальным словам двадцать седьмой песни.

Джулия начала читать отрывок по-итальянски, уверенно и с особой музыкальностью произнося слова:

S’i’ credesse che mia risposta fosse

a persona che mai tornasse al mondo,

questa fiamma staria stanza più scosse;

ma però che già mai di questo fondo

non torno vivo alcun, s’i’ odo il vero,

sanza tema d’infamia ti rispondo.[16]

Теперь она казалась чуть выше ростом.

– В этих строчках Гвидо заявляет, что рад поведать правду, поскольку убежден, что Данте обречен оставаться в Аду навеки и потому не сможет никому пересказать его слова. Однако Гвидо занимается самооправданием. В своей печальной участи он винит всех: папу, демона и косвенно – святого Франциска. В его словах нет и намека на то, что ему стыдно рассказывать. Наоборот, он совсем не против повторения своего рассказа. Просто он не хочет признаваться в этом вслух. Отсюда и его слова, которые я только что процитировала. Вы забыли и другие строки: