– То тогда он перебудит весь дом! Ты что, дала ему мой адрес? Чудесно. Теперь я сама тебя ему выдам. А вдруг он выломает дверь? Знаешь, ты псих. Ты ненормальная! У меня тут муж, между прочим.

– Я не спорю, – с готовностью подтвердила я. – Можно, я у тебя останусь?

– Нет уж, – она с негодованием посмотрела на меня. Для простого визита старой подруги все зашло слишком далеко.

– Он пошлет меня подальше! Наорет и выкинет из машины. Он выкинет меня в Яузу! Утопит! – взывала я к жалости.

Машка была неприступна.

– И знаешь, присяжные его оправдают.

– Это несправедливо! – вздохнула я.

– Давай, Надька. Собирайся и иди. Может, все не так плохо? Может, это любовь? Кто, скажи, еще приедет за тобой в два часа ночи? Не ездят мужчины ночью черте куда только для того, чтобы послать кого-то подальше. Послать он тебя мог и по телефону.

– Ты думаешь? – Я всхлипывала, теряя остатки алкогольной бравады. Хотя с момента нашего странного телефонного контакта прошло всего минут пятнадцать, я была уже практически трезва и бесконечно измотана.

– Уверена.

– И чего же он хочет? – хотела я спросить, но в это время мой телефон завибрировал у меня в руке.

Я вся сжалась в комок и тоненьким голосом ответила:

– Алле?

– Спускайтесь. У вас второй подъезд?

– Да, – снова пискнула я.

– Я у подъезда. Выходите.

– Ладно! – Я повесила трубку и в полном ужасе посмотрела на Машку.

– Давай-давай. Топай! – мрачно подбодрила меня она.

Да уж, вот это была ситуация. Наверное, медленнее, чем я в тот день (вернее, ночь), и ходить нельзя. Без вариантов, на черепашьих бегах я пришла бы к финишу последняя. И все же – лестница кончилась, и подъезд подошел к концу. Я осторожно открыла дверь и высунула нос. В конце концов, что я такого сделала? Только хотела узнать… И вообще, надо держаться с достоинством в любой момент моей бесполезной жизни. Только бы он меня не съел!

Я осторожно выскользнула за дверь и огляделась в надежде, что все это – такая несмешная шутка. Но нет. Шувалов стоял практически напротив подъезда и без тени улыбки всматривался в мое (малопривлекательное вследствие выпитого) лицо.

– Добрый вечер! – попыталась я вежливо улыбнуться.

– Вы что, опять плакали? У вас тушь размазалась, – зачем-то отметил он.

Я страшно пожалела, что не удосужилась посмотреть на себя в зеркало.

– Просто это такой макияж!

– А! Ну-ну! Проходите, садитесь.

– Вы уверены? – уточнила я. Шувалов ласково (прямо как на работе) улыбнулся и сказал:

– Абсолютно. Там, внутри, будут все ответы. На все ваши вопросы.

– А что, если я сниму их с повестки дня?

– Не выйдет. Позвольте уж мне удовлетворить ваше любопытство. Если человек (особенно такой, как вы) звонит с этим посреди ночи – я не могу отказать. Правда, с одним условием.

– С каким?

Лицо Шувалова выделялось на фоне малоосвещенного переулка. Его глаза горели недобрым светом.

– В ответ, так сказать, любезность за любезность, вы тоже расскажете мне все, что я захочу. Ладно? Все, чтобы удовлетворить мое любопытство. Идет?

– Не очень. У меня есть выбор?

Шувалов помотал головой. Я вздохнула и села в его «БМВ». Мотор сыто заурчал, мы покатились по ночному городу, молча посматривая друг на друга. «Зачем ты за мной приехал, ведь я тебе никто?» – думала я.

«БМВ» ехал по восхитительно пустым улицам, а я все более ясно понимала, что, черт возьми, мне очень сильно нравится мой босс.

Так иногда случается, что весь мир берет и разваливается на две половинки. Вся твоя жизнь, все то, чем ты живешь, о чем думаешь, мечтаешь, а также и то, о чем ты даже боишься мечтать, – все это в один миг становится вдруг прошлым, отделенным от тебя огромным провалом. Пустотой, через которую уже не перепрыгнет ни один конь. И настоящее, сошедшееся на кончике иглы твоего сознания, заполняет все вокруг. Вся привычная жизнь вдруг летит в тартарары только потому, что появился кто-то, рядом с кем все меняется, все теряет первоначальный смысл. Я впервые в жизни сидела в машине рядом с мужчиной, которого должна была бы до смерти бояться. Но я почему-то его не боялась. Я смотрела на него. Как он неторопливо крутит черный кожаный руль, как меняет температуру кондиционера, прислушивается к радио.

Из динамиков лилась неторопливая сонная речь какого-то диктора-комментатора: «Особенности стандартного пути развития экономики в условиях энергетического коллапса предсказать достаточно сложно. Возможности в данном случае носят вариативный характер».

«Господи, что за муть!» – хотелось воскликнуть мне. Подобные радиостанции существуют во множестве, но ни одна из них не живет в моем приемнике. Однако Шувалов слушал все это с интересом, поэтому я помалкивала, стараясь не замечать в эфире слов, значения которых не понимала.

– Вам не дует? – неожиданно нарушил он молчание.

– Нет-нет, нормально, – заверила я его, хотя мне, в общем-то, дуло.

В машине работал мощный кондиционер, а Шувалов был в теплом свитере. Том самом, синем, который мне так понравился еще в офисе. Он удивительно шел к его голубым глазам. Но все-таки дело было не в том, что Шувалов был красив. Это бы я еще могла пережить. Мало ли в жизни красивых мужиков. Но он был так непонятен мне. За тридцать четыре года моей жизни я таких людей вообще не встречала.

– Уверены? Почему вы тогда сжимаетесь в комок?

– Мне как-то не по себе, – призналась я. – Куда мы едем? Ко мне?

– Я не уверен, что в таком состоянии вас можно показывать Нике. Она решит, что это я вас напоил и довел до истерики, – усмехнулся он.

– Я не в истерике! – возмутилась я.

– Возможно. Но выглядите неважно.

– Сделайте кондиционер теплее, – буркнула я и отвернулась к окну.

– Ну, аллилуйя, вы решились попросить что-то, что вам нужно. Намечается прогресс, – широко улыбнулся Шувалов и ехидно посмотрел на меня.

– Рада, что вам так весело. Обращайтесь, когда будет грустно, – наши клоуны всегда готовы поскользнуться на кожуре. Для вашего удовольствия!

– Я обязательно воспользуюсь вашим предложением, – почему-то серьезно кивнул он.

– Только не говорите, что вам бывает грустно! – фыркнула я.

Шувалов как-то странно покосился в мою сторону и резко затормозил.

– Приехали. Прошу. – Он обошел машину и довольно резко открыл мне дверь.

– Где это мы? – с недоумением я огляделась. Мы стояли в каком-то огороженном дворе около большого высокого дома. Ни забор, ни дом мне ни о чем не говорили. Разве что приглушенный гул подтверждал, что мы где-то недалеко от большой трассы.