в Восточном Берлине, купили в валютном магазине для дипломатов телевизор и видеомагнитофон, за которыми на родине стояли очереди. Коллеги из Карлсхорста присылали им кассеты с американскими фильмами, среди которых был "Призрак Черной Бороды" с Питером Устиновым в главной роли. По субботним вечерам они смотрели популярную на восточногерманском телевидении эстрадную передачу "Чайник цвета" (Ein Kessel Buntes) с участием певца Вольфганга Липперта, чьи лилейные мелодии Путин выучил наизусть, и "большой Хельги" Ханеманн, которая рассказывала скабрезные юмористические истории с грубым берлинским акцентом, ласково называемым "берлинским рылом". Единственным недостатком было то, что они не могли смотреть западногерманское телевидение, которое принималось в Восточной Германии повсеместно, за исключением Дрездена и польской границы - районов, пренебрежительно называемых "Долиной неосведомленных".

Дрезден был третьим по величине городом Восточной Германии после Восточного Берлина и Лейпцига с населением более полумиллиона человек. Его посещали иностранные бизнесмены и туристы, а также западногерманские родственники местных жителей. Управление КГБ здесь было одним из крупнейших в стране, которая, как не уставало подчеркивать путинское начальство в Карлсхорсте, находилась "на линии фронта между Восточной Европой и Западом" и поэтому имела первостепенное значение для безопасности советского государства.

Вопрос о том, удалось ли дрезденскому бюро получить действительно ценные разведданные, остается открытым. Агартанов язвительно отозвался о его работе. 'Это была игра в разведку', - писал он. Если бы какой-нибудь американский шпион проник в оперативный штаб, он был бы невероятно удивлен: грозный КГБ тратил свое время на пустяки". Дрезденский офис был "кадровым отстойником... самым непрестижным местом", которое занималось "вопросами второстепенного характера" и имело "крайне скромные" успехи.

Агартанов был желтоват, но его претензии были справедливы. Коллегия КГБ, определявшая политику, брала пример с ЦК партии, который считал, что любую проблему можно решить, составив подробные месячные и годовые планы и бросив на их выполнение достаточное количество людей. Эффективность планов практически не имела значения. В результате образовалось бюрократическое болото, переполненное сотрудниками, в котором была подавлена всякая инициатива. В Дрездене Путин подчинялся полковнику Матвееву, который должен был подписывать каждый его отчет, направляемый в Карлсхорст. В Берлине он подчинялся полковнику Кулькову, возглавлявшему Управление "С". Его непосредственным начальником был другой полковник, Юрий Лещев, его бывший начальник в Ленинграде, который теперь был переведен в Восточную Германию для руководства и координации деятельности 14 окружных управлений КГБ.

Как будто этого было недостаточно, удручало отсутствие элементарного оборудования. Путин и Чемезов пользовались одним автомобилем - скромными "Жигулями". В кабинете, который Путин делил с Агартановым, на каждого из них был один телефон с внутренней линией и одна пишущая машинка. В то время, когда в Западной Европе портативные компьютеры уже широко использовались в бизнесе и начинали появляться в частных домах, в офисе не было ни текстового процессора, ни принтера. На все здание был один термокопировальный аппарат, который выдавал копии фиолетовыми чернилами на бежевой бумаге, которая через несколько месяцев выцветала до неузнаваемости.

Отчеты для Берлина сшивались вручную между твердыми обложками с помощью иголки и нитки, плотно сжимались специальным зажимом и отправлялись курьером. Отсюда и поговорка: "Самое острое оружие чекиста - шило", которым проделывались отверстия в сшиваемых бумагах. Эта процедура практически не изменилась со времен Охраны - секретной службы царя Николая II - до революции. То же самое касалось и внутренней безопасности. Металлические ящики, в которых хранились секретные документы, и двери в кабинеты, закрывавшиеся на ночь, помечались сургучной печатью с оттиском личной печати ответственного сотрудника.

Но главная проблема для Путина и его коллег заключалась в том, что они никак не могли выполнить те задачи, которые ставила перед ними партия . Главной из них была операция "РЯН" - "Ракетно-ядерное нападение", целью которой был сбор разведданных о предполагаемых планах США нанести первый ядерный удар по России.

Озабоченность Политбюро достигла апогея в ноябре 1983 года, когда НАТО провела учения под кодовым названием Able Archer, завершившиеся имитацией ядерного удара. В Москве заподозрили, что это уловка, маскирующая подготовку к реальному нападению. Советские ядерные силы были приведены в боевую готовность, и в течение пяти дней, пока западные лидеры пребывали в блаженном неведении о том, какую бурю подняли учения, мир был близок к ядерному взрыву, как никогда со времен Кубинского ракетного кризиса за 20 лет до этого. Впоследствии напряженность в мире ослабла, но опасения, лежащие в основе учений, не исчезли. РЯН оставался советской навязчивой идеей вплоть до второй половины 1980-х годов. Для резидентур КГБ в Америке и Западной Европе было достаточно сложно найти доказательства несуществующей угрозы, но они, по крайней мере, могли сообщить, что нет никаких признаков работы правительственных министерств до поздней ночи, никаких признаков готовности банков крови, складирования мяса, подготовки эвакуационных бункеров или других трехсот или около того признаков, за которыми им было приказано следить. В таком месте, как Дрезден, даже это было невозможно.

Другой важной заботой советского руководства было НАТО. Дрезденскому отделению было приказано попытаться проникнуть на три базы армии США в Западной Германии, где размещались американские спецподразделения, поскольку в Москве считали, что одним из первых признаков грядущего конфликта будет состояние повышенной готовности отрядов "зеленых беретов". Однако базы в Бад-Тёльце (Бавария), где располагалась 10-я группа спецназа США, а также в Вильдфлекене и Штелле, где находились более мелкие подразделения, находились за сотни километров, и получить информацию с них не представлялось возможным. Путин и Агартанов потратили месяцы на то, чтобы просмотреть тысячи Anträge - анкет, которые восточные немцы должны были подавать, приглашая западногерманских родственников к себе в гости, - и попытаться найти тех, у кого родственники живут в этих районах. Очень немногие из них, пишет Агартанов, сделали это, и ни один не давал реальной надежды на вербовку. Это была пустая трата времени, и в конце концов Путин решил, что им следует сдаться.

Оставалось только то, что Агартанов называл "второстепенными вопросами".

Формально и он, и Путин принадлежали к линии N, которая, как ни странно, была обозначением сотрудников Управления S на местах. Перед сотрудниками линии N стояли две основные задачи: выявление потенциальных вербовщиков, которые могут быть подготовлены в качестве агентов-нелегалов, и сбор документов и других материалов, которые могут быть использованы для создания "легенд" в качестве прикрытия для них. Западные спецслужбы практически никогда не используют нелегалов: затраты на подготовку и маскировку нелегального агента несоизмеримы с возможной отдачей. Но в России старые традиции неистребимы. ЧК начала использовать нелегалов не по своей воле, а по необходимости, в то время, когда у Советского Союза не было дипломатических отношений с США и