были слабые связи с другими западными странами, что не позволяло создать легальные резидентуры под дипломатическим прикрытием.

Позднее Путин утверждал, что "вся моя работа во внешней разведке была связана... именно с нелегальной разведкой". Это преувеличение. Возможно, он и проводил какое-то время в Первом управлении в Ленинграде, занимаясь вопросами линии "Н", но это, конечно, не было его основной задачей.

В Восточной Германии поиск потенциальных нелегалов был приоритетной задачей советской разведки из-за относительной легкости их проникновения в Западную Германию. По этой причине руководитель представительства в Карлсхорсте, офицер достаточно важный, чтобы иметь место в Коллегии КГБ, всегда был выходцем из Управления "С". Но даже в Восточной Германии выявление потенциальных нелегалов было душераздирающей задачей. Агартанов, будучи физиком, сравнивал ее с извлечением радия, которого в основном минерале содержится одна часть на шесть миллионов.

Перспективные кандидаты передавались в ФКР, которая проводила их отслеживание. В случае положительного решения их обрабатывали так же, как и других потенциальных кандидатов, что могло занять год и более. Из тех, кто проходил этот этап, все, кроме нескольких человек из каждой тысячи кандидатов, оказывались на обочине. Путин все это делал, но прекрасно понимал, что все найденные им потенциальные кандидаты, скорее всего, окажутся заклейменными как отказники в какой-нибудь пыльной папке в архиве Десятого департамента.

Собирать документацию для "легенд" было проще, но это была работа Агартанова, а не Путина, и она тоже была до скуки рутинной.

Формальное положение Путина в "Линии Н" не освобождало его от выполнения других задач разведки. Сергей Безруков, сменивший Лещева, рассказывал, что, как и у всех советских разведчиков в Восточной Германии, первой обязанностью Путина была вербовка агентов, либо прямая, либо под "ложным флагом", когда вербуемого заставляли поверить, что он сотрудничает не с КГБ, а с какой-то другой организацией.

В первые месяцы работы Путину мешало плохое знание немецкого языка. Уроки языка в Краснознаменном институте, к своему ужасу, оказались совсем не тем, что неформальное общение с коллегами из Штази. Клаус Зухольд, познакомившийся с ним вскоре после приезда, вспоминал, что он предпочитал говорить по-русски. Языковая подготовка в КГБ не была одной из его сильных сторон. Олег Калугин, чье знание английского языка было гораздо лучше, чем немецкого Путина, был шокирован, обнаружив по прибытии в Нью-Йорк, что у него тоже есть трудности. В отличие от многих своих коллег, Путин упорно занимался немецким языком и довольно скоро достиг приемлемого уровня беглости, который со временем еще более улучшился. Последующие заявления российских журналистов о том, что он был блестящим лингвистом и освоил различные диалекты немецкого языка, были чистой воды выдумкой, но через некоторое время он уже спокойно владел языком и с удовольствием на нем говорил.

Однако даже не владея немецким языком, сотрудник КГБ мог работать в Восточной Германии, поскольку большую часть работы по выращиванию и вербовке агентов выполняли местные посредники, прикомандированные из Управления уголовного розыска полиции Восточной Германии. Предшественник Путина, Борис Мыльников, плохо говорил по-немецки, но, тем не менее, справлялся со своей работой.

Местные сотрудники получали зарплату от "Штази", но работали на КГБ полный рабочий день, что позволяло им получать дополнительный доход. В распоряжении дрезденского отделения было четыре посредника, двое из которых, Райнер и Георг, были приписаны к линии N. Георг руководил рядом вспомогательных агентов в Западной Германии, но, по словам Агартанова, отдача от них была минимальной. По словам полковника Матвеева, Путин напрямую вербовал других агентов, в том числе из числа студентов Дрезденского технического университета. Один из них, выходец из Колумбии, связал его с сержантом американской армии колумбийского происхождения в Западном Берлине, который продал ему несекретное армейское пособие. Но на этом его успехи в разведке не закончились.

Отсутствие результатов не сказалось на карьере Путина. В 1987 году он получил звание подполковника. Более того, его повысили в звании. Звания в КГБ зависели исключительно от выслуги лет. Звания же зависели от результатов работы. Путин пришел в Дрезден в звании старшего оперуполномоченного. Вскоре он был повышен в должности до помощника начальника управления, а затем и до старшего помощника. Повышение в звании давало лишь скромную прибавку к зарплате - 10 рублей в месяц, а повышение в должности - дополнительные 60 рублей в месяц, которые учитывались при назначении пенсии. К концу пребывания в Дрездене условная зарплата Путина составляла более 600 рублей в месяц, что в три-четыре раза превышало среднюю советскую зарплату.

Это было необычно для офицера - получить два повышения подряд, но полковник Матвеев настоял на своем, и бюрократия согласилась. Несмотря на скромную внешность, полковник был фигурой, с которой следовало считаться. Он много лет проработал в аппарате парткома КГБ на Лубянке и был членом той же первичной партийной ячейки, что и Андропов. В Дрездене он жил на отдельной вилле с седаном "Волга" с шофером и поддерживал связь с Гансом Модровым, руководителем Восточногерманской партии в округе, которого Москва рассматривала как возможного преемника архиконсервативного лидера страны Эриха Хонеккера.

Именно по настоянию Матвеева Путин вскоре после приезда был назначен секретарем партийной ячейки дрезденского отделения КГБ. Это была задача, от которой офицеры обычно старались уклониться. Секретарь не имел реальных полномочий, а в больших резидентурах заседания носили чисто формальный характер. Каждая ячейка собиралась раз в месяц для рассмотрения темы, заданной Центральным Комитетом в Москве. Как правило, реальной дискуссии не было. В Дрездене все было несколько свободнее, отчасти потому, что во второй половине 1980-х годов политический климат стал более спокойным, а отчасти потому, что группа была совсем небольшой. КГБ официально назывался "вооруженным отрядом партии", и выполнение партийных обязанностей могло помочь в дальнейшей карьере. В случае с Путиным это означало, что он автоматически становился членом партийного комитета КГБ Восточной Германии, который был более влиятельным органом и позволял ему контактировать с высокопоставленными офицерами, с которыми он иначе не смог бы встретиться.

Матвеев старался не проявлять фаворитизма, но явно считал Путина на голову выше других, что вызывало некоторую ревность у его коллег, считавших, что он ничем не лучше их. Агартанов, знавший его лучше всех, назвал его "обычным представителем нашей профессии, ... вежливым, приветливым, внимательным и ненавязчивым, [но] ничем не выдающимся". Виктор Сергеевич Адьянов, сменивший на опального сталинского полковника, сказал, что его "трудно назвать супершпионом ... он не выделялся среди своих коллег". Брагин сказал, что Путин был "наравне со всеми, без особых достижений". И он, и Адьянов назвали его "трудоголиком", и по сравнению с ними он, наверное, таким и был, но для Агартанова он