Через 15 дней у меня будет большое веселье. Будут фейерверки и некоторое количество пушек, приблизительно 200 человек после бала и разных музыкальных выступлений будут у меня обедать. Хотелось бы быть в лучшем здоровье, тогда и дела были бы лучше. Сделаю все, что в моих силах, чтобы развеселить такое благородное общество. Не поверите, если я вам скажу, насколько царь огорчен моей болезнью. Я не желал бы умереть только из-за того, чтобы не причинить ему огорчений. Милости его огромны — он уже двадцать раз говорил, что предпочел бы лучше потерять важные дела. Врачи и хирурги получат выговор, если они меня оставят без надзора; повсюду, куда я иду, за мной следуют и смотрят, чтобы я ничем не злоупотреблял из того, что вредно моему здоровью. Уже год, как я веду умеренную жизнь, и вино мне запрещено. Я вооружаюсь терпением. Иногда, несмотря на все, я выпиваю стаканчик для утоления моих болей, если это возможно».

Еще раз скажем, что торжественная встреча генерала и адмирала далеко не соответствовала заслугам Лефорта при взятии Азова. Но дело было не только в желании царя отблагодарить своего любимца, пребывавшего в крайне тяжелом болезненном состоянии, за участие в успешно закончившейся кампании. У Петра был еще один резон для чествования адмирала. Оно символизировало роль в овладении крепостью любимого детища царя — кораблей Воронежского флотах

Настоящая глава нарушает хронологическую последовательность изложения событий, поскольку строительство Воронежского флота продолжалось и после смерти Лефорта, К тому же Лефорт, хотя и получил чин адмирала, в строительстве кораблей в Воронеже никакого участия не принимал, а потому его имя в данной главе практически не встречается.

Более того, Лефорт, повсюду сопровождавший Петра, так и не отправился вместе с ним в Воронеж ни до отъезда Великого посольства в страны Западной Европы, ни после возвращения в Россию. Его отсутствие в Воронеже представляется тем более странным, что в связи с пожалованием ему чина адмирала, казалось бы, сам Бог велел ему быть в Воронеже, где строились корабли, которыми ему предстояло командовать.

Возникает вопрос: чем это объяснить?

К сожалению, источники не дают на этот вопрос никакого ответа, и приходится довольствоваться догадками. Одна из них состоит в том, что Лефорт, не имея понятия ни о кораблестроении, ни о кораблевождении, мог счесть свое пребывание в Воронеже не только бесполезным, но и вредным, поскольку его некомпетентные распоряжения могли нанести вред делу. Но ведь именно на верфях адмирал мог усвоить боевые свойства строившихся там различных типов галер и линейных кораблей!

Нам представляется наиболее вероятным другое предположение: Петр сам запретил Лефорту поездку на верфи, а причиной тому была, прежде всего, мучительная болезнь адмирала, терзавшая его как до отъезда Великого посольства, так и особенно после его спешного возвращения в Россию по тряским дорогам, без отдыха, что было связано с полученным Петром известием о стрелецком бунте. Надо полагать, что Петр попросту жалел своего любимца, освобождая его от утомительных и непосильных для него поездок, которые могли разбередить рану.

Казалось бы, на основании всего сказанного можно было бы изъять данную главу из сочинения, посвященного жизни и деятельности Лефорта. Автор, однако, счел, что это обеднило бы рассказ о жизни страны, поскольку события, изложенные здесь, важны для понимания того, что происходило тогда в России.

Строительство Воронежского флота, как известно, было обусловлено намерением Петра после овладения Азовом продолжить военные действия против Турции не только на суше, но и на море. Петр не питал иллюзий относительно достигнутого им успеха — он понимал, что овладение Азовом явилось лишь первым шагом на пути завоевания выхода к южным морям: предстояла изнурительная война с Османской империей за выход к Черному морю через Керченский пролив и к Средиземному морю через Дарданеллы и Босфор. Но достичь этих целей было невозможно без наличия могущественного флота. Построенные в Воронеже галеры обеспечили победу при овладении Азовом, но военно-морской флот, способный действовать на море, должен включать в себя линейные корабли, вооруженные многими десятками пушек и укомплектованные знающими свое дело экипажами. При этом царь отчетливо осознавал, что Россия не могла достичь выхода к Средиземному морю в одиночестве — Османская империя к концу XVII века представляла грозную силу, державшую в страхе страны Восточной Европы. Чтобы добиться успеха, необходима была помощь западноевропейских государств, прежде всего таких морских держав, как Голландия, Дания, Англия и другие, способных одержать верх над турецким флотом. Об этом царь начал думать уже в то время, когда его победоносные войска возвращались из второго Азовского похода, а в Москве велась лихорадочная подготовка к встрече победителей.

Своими планами на этот счет Петр поделился четверть века спустя в предисловии к морскому регламенту: царь «всю мысль свою уклонил для строения флота, и когда за обиды татарские учинилась осада Азова и потом оный счастливо взят, тогда, по неизменному своему желанию, не стерпел долго думать о том: скоро к делу принялся. Усмотрено место, к корабельному строению угодное на реке Воронеже, под городом того же имени, призваны из Англии и Голландии искусные мастера, и в 1696 году началось новое в России дело — строение великим иждивением кораблей, галер и прочих судов. И дабы то вечно утвердилось в России, умыслил искусство дела того ввесть в народ свой, и того ради многое число людей благородных послал в Голландию и иные государства учиться архитектуры и управления корабельного».

Иными словами, царь поставил перед страной грандиозную задачу превращения ее в могучую морскую державу Последующее рассуждение царя можно назвать столь же искренним и чистосердечным, сколь и наивным: «…И что дивнейше, аки бы устыдился монарх остаться от подданных своих в оном искусстве, и сам восприял марш в Голландию, и в Амстердам, на Остиндской верфи, вдав себя с прочими волонтерами своими в научение корабельной архитектуры, в краткое время в оном совершился, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерством новый корабль построил и на воду спустил».

Петр не кривил душой, когда стремился к знаниям, ибо считал себя слугой государства, монархом, обязанным личным примером воодушевлять подданных выполнять обременительные обязанности, чтобы устранить вековую отсталость России от стран Западной Европы.

Планы создания военно-морского флота и мысль о поездке за границу, чтобы убедиться, насколько западноевропейские страны в своем развитии опередили Россию, взаимно связаны между собой. Не случайно царь занимался тем и другим одновременно. Еще 25 сентября 1696 года Лефорт извещал родных: «Здесь говорят о предполагаемом путешествии; если оно состоится, я буду счастлив: я еще раз могу обнять вас». Намек на ожидаемое путешествие за границу содержится и в его письме брату Ами от 9 октября 1696 года: «Еще недостоверно, но я надеюсь, если будет угодно Богу, предпринять путешествие в Голландию. Племянник мой Петр, ваш сын, будет сопутствовать мне». Но еще прежде мысли отправиться в заграничное путешествие у царя созрела идея создания флота. Об этом свидетельствует грамота венецианскому дожу Сильвестру Валерию, отправленная 11 июля 1696 года, то есть еще до взятия Азова. В ней Петр извещал дожа об осаде турецкой крепости, призывая всех христианских государей внести свой вклад в борьбу с неверными, и просил прислать «тринадцать человек добрых судовых мастеров, которые б умели делать и строить всякие морские воинские суды, обещая их содержать в нашем государском призрении: платить им жалованье и отпустить на родину, когда они пожелают выехать».