То, что он разглядел там, ему не понравилось.

Он окликнул пробегающего мимо начспаса вопросом:

— Сергей! Ты подписал выход для четверочников?[17]

— Да, — удивился начспас. — А что?

Он остановился и подошел к Рустаму.

— Отмени. Погода ненадежная, — сказал Рустам и, вытянув коричневый палец, указал на самую высокую вершину хребта.

— Видишь, «флаг» змеится.

Ветер, постоянно сметающий снег с верхушки горы, заметно для острых Рустамовых глаз струился, перекручивая снежные потоки, заплетая вправо и влево отдельные вихри, мотая их из стороны в сторону, словно пьяный, не уверенный в выборе направления.

— Буран будет, — заключил Рустам.

Начспас глянул вверх, куда указывал старик.

Человек молодой и свежий, современной городской формации, он больше привык полагаться на приборы, чем на свое, далеко не орлиное, зрение.

— Из центра дали погоду, — мягко, не желая обидеть Рустама, возразил Сергей. — Я проверил сводку: погода отличная. Затишье. На целых три дня.

Пожав плечами, добавил:

— Да и идут-то они всего лишь четверку «б». Ребята боевые, крепкие. Сбегают на вершину по-быстрому. Только туда и обратно — и все! У них даже девиц в группе нет. Мальчишник!

И он заулыбался.

— Отмени выход, — сказал Рустам. На дубленом лице инвалида даже тени ответной улыбки не мелькнуло. — Иначе дело плохо кончится.

Начспас задрал брови. Поглядел еще раз на сторожа, на дальнюю гору.

Снежный флаг стоял над вершиной, как ему виделось, надежно и прочно, воткнутый в белые гребни, словно дымовая труба в крышу.

«И где он там разглядел, что флаг змеится? — подумал начспас и пожал плечами. — Нравится старику командовать, всех нас желторотиками выставлять — вот и чудит!» — решил он.

И, сжав в карманах твердые кулаки, размеренным голосом объяснил:

— Погоду дали на три дня. Если ребята сейчас не пойдут — до конца сезона разряды не закроют.

— Погода ненадежная.

— Когда у нас была надежная погода, Рустам? — вежливо засмеялся начспас, но голос его неприятно задребезжал. Сергей не любил, когда на него давили. Да и кто это любит?

Рустам вскочил. Цепляясь за перила, взобрался на верхнюю ступеньку крыльца, вровень с верзилой начспасом.

Сцепившись взглядами, они стояли теперь друг напротив друга. Участники[18]видели их с поляны у столовой, и даже с такого расстояния всем показалось, что у обоих мужчин загривки вздыблены, словно у раздраженных мартовских котов.

— Я нутром чую — не надо выпускать ребят! — сказал Рустам, нахмурившись.

— Они пойдут всего лишь четверку. И я предупрежу Бондаренко, чтобы не рвал жилы…

— Не надо их выпускать.

— Рустам, ты извини. Но у меня такое ощущение, что ты ревнуешь. Сам засиделся внизу…

Рустам вскинул редкие брови. Лицо его искривилось, и он захохотал. Начспас даже вздрогнул от неожиданности.

— Ладно, Сергей, — сказал Рустам, возвращаясь опять на ступеньку ниже и спокойно усаживаясь. — Может, ты и прав. Что я, действительно, каркаю? Как баба…

Начспас пожал плечами.

— Так что… выпускаю ребят.

— Я понял.

Начспас отошел. Направился к ребятам на поляну, издалека показывая инструкторам большой палец.

— Погода как раз для красной двойки.[19]Но, может, пронесет? — прошептал Рустам. Уверенности в его голосе не было.

Участники встретили начспаса и его решение о выходе радостными возгласами.

* * *

Когда на горы спустился холодный туман, начальник лагеря почувствовал легкую досаду: все-таки сводки подвели.

Когда пронзительный ветер спустился с горы в долину ниже снеговой линии и в воздухе замельтешили белые мухи, все, кто остался в лагере, едко усмехаясь, шутили между собой: «Альпинизм — это способ перезимовать лето».

Две группы, ушедшие на маршрут, достигли перевала и, разбив временный лагерь, сообщили, что встали на ночевку, укрывшись от поднимающейся бури. Группа красноярских студентов вернулась в лагерь, а четверочники из Самары, которые направлялись на восхождение, не вышли на связь.

На следующий день буря улеглась. Новички спокойно отработали на леднике. Группа второразрядников из Киева пришла с перевала. Четверочники-самарцы так и не объявились.

По расчетам начспаса, они могли подняться выше зоны досягаемости связи. Кроме того, у них мог сломаться передатчик.

Однако к вечеру четвертого дня, когда контрольный срок истек, стало понятно: с группой неладно. Надо выходить на поиски. Лагерь подняли по тревоге.

Начспас Сергей старательно избегал смотреть в сторону Рустама, хотя сам сторож вовсе не пытался торжествовать, доказывая кому-то свою правоту. Он хотел, чтобы ребят нашли живыми.

Гору взяли в осаду сразу несколько поисковых групп. Две из них направились по линии прохождения маршрута — вверх и вниз. Может быть, ребята заблудились и спустились по руслу реки, чтобы выйти к жилью в долине? Была такая вероятность.

Но в три часа дня поисковый отряд, шедший траверзом[20]в районе маршрута, наткнулся на тело одного из потерянных самарцев, Кости Малышева. Тело парня было уже холодным и звонким как лед; руки-ноги перекручены, искорежены; голова разбита.

В нескольких метрах от первого обнаружили тела еще двоих. Веревки лопнули от рывка при падении с высоты, но по остаткам снаряжения было видно, что ребята шли в обвязке, пристегнутыми друг к другу — в полном соответствии с инструкцией.

К пяти вечера группа, поднявшаяся по маршруту самарцев, отыскала в сугробе у снеговой линии четвертого участника — сильно помороженного, в шоке и без сознания. Но этот четвертый, Анатолий Лапин, был жив.

Тут же на месте приняли все необходимые меры, чтобы согреть выжившего и привести его в чувство. Несмотря ни на что, Лапин оставался в глубоком обмороке.

Его спустили к базе на носилках и срочно, на лагерном грузовичке, отвезли вниз, в поселок. Группа врачей вылетела из города вертолетом, чтобы забрать пострадавшего.