Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Даю слово. – Вальдемар понял, что разговор пора сворачивать, и кивнул на появившиеся вдали постройки: – Храм?
– Да.
– Красивый.
– Согласен, синьор Вальдемар.
Храмовый комплекс был выстроен на широкой террасе, что прилепилась к южному склону горы. По краю террасы шла сложенная из белого камня стена, оживляемая четырьмя круглыми башнями, а сразу за ней виднелись черепичные крыши невысоких построек. Здания располагались вдоль стены, и перед вырубленным в скале храмом получилась довольно большая площадь.
– Не ожидал, – пробормотал Осчик.
– Мы тоже удивились, – улыбнулся Хеллер. – Судя по всему, в этой скале была большая естественная пещера, которую спорки приспособили под свои цели.
– Или вырубили ее сами.
– Или так.
Фасад храма украшали ряды стрельчатых окон, колонны и статуи причудливых тварей, персонажей неизвестной Осчику мифологии. Он поднес к глазам бинокль и убедился, что спорки изрядно потрудились над отделкой – и статуи, и все детали были выточены с необычайным искусством.
– Над входом, – тихо произнес Хеллер.
Галанит перевел взгляд на крыльцо и увидел две каменные руки, держащие огромный красный камень.
– Делитесь впечатлениями?
Вандар прокричал вопрос от самых дверей. Затем шумно протопал через мостик, на ходу велев рулевому: «Командуй самый малый, цепарь, мы почти на месте», и остановился рядом с Осчиком.
– Очень красиво, – спокойно ответил галанит, не опуская бинокль.
– А внутри он еще красивее, чтоб меня манявки облепили! – заржал Вандар.
– Откуда ты знаешь, Жак?
– Я знаю, сколько стоят потроха этого капища! Такая куча денег не может быть некрасивой.
Осчик тихонько вздохнул, но промолчал.
– Спорки видны?
– Нет.
– Значит, все по плану. – Капитан повернулся к рулевому: – Зависай над площадью. – И вновь обратился к галаниту: – Пока вы тут любовались красотами, мы с Даном обсудили детали…
К храмовому комплексу вела единственная дорога, точнее – широкая тропа, серпантином спускающаяся от террасы и уходящая куда-то на запад. Недалеко от ворот она обрывалась, а через пропасть был переброшен каменный мост.
– Первая команда – четыре человека с «Шурхакеном» – перекроет мост, – продолжил Вандар. – Следующие две группы отправятся прочесывать здания. Всего пойдет двенадцать человек.
– Звучит разумно, – кивнул Осчик.
– А если первым ребятам ударят в спину? – буркнул Хеллер. – Если спорки не ушли, а прячутся в домах?
– Отобьются, – махнул рукой капитан. – Да и мы прикроем.
Ощетинившийся пулеметными и орудийными стволами «Доктор» завис над площадью.
– Будем верить в удачу! – провозгласил Вандар. – Все, что нам нужно, – пойти и взять наши красные камешки, чтоб меня манявки облепили!
– Поговоришь с нами? – тихо спросила Привереда, когда Грозный остановился попить.
Он присел на камень и принялся зачерпывать воду, бездумно глядя в поток, вот девушка и решила, что момент подходящий. Заговорить с Грозным хотели все путники, но только у Привереды хватило на это смелости.
– Поговоришь?
– О чем? – бесстрастно поинтересовался лысый.
– Не о чем, а почему. – Привереда присела рядом. – Потому что нам страшно.
Она ответила искренне, и даже Рыжий не возмутился.
Все правильно: потому что страшно. Потому что чудовищная смерть Свечки вызвала в памяти не менее ужасную гибель офицера. Потому что никто из них до утра не сомкнул глаз, и никто ни с кем не разговаривал. Потому что сейчас им нужен был вожак.
На рассвете Грозный перенес растаявшую Свечку к скале, и мужчины помогли ему завалить девушку камнями. Потом позавтракали – молча сгрызли по куску холодного мяса и отправились в путь. Прыгали по камням, шепча про себя молитвы или проклятия.
Им было страшно.
И Привереда поняла, что больше не выдержит.
– Что случилось со Свечкой?
– Ее и Тыкву накрыло Знаком Пустоты, – ровно ответил Грозный. – «Огненная льдинка» – парный Знак, приходит сразу к двоим. Одного мучает, сжигает изнутри, постепенно превращая в головешку, а другого… – Он зачерпнул холодной воды, плеснул себе на голову, медленно вытер и оглядел собравшихся вокруг путников: – А другого замораживает.
– Как такое возможно? – прошептала Куга.
– Тому, кто поймал «льдинку», это очень нравится, – продолжил Грозный, в упор глядя на Тыкву. – Холод подступает медленно, дарит удовольствие, не позволяет сообразить, что ты замерзаешь.
– Поэтому мы нашли Свечку в такой позе? – глухо спросила Привереда. – Ей было хорошо?
– Очень хорошо, – подтвердил Грозный, не сводя глаз с Тыквы. – И поэтому в девяти случаях из десяти спасают только одного: второго находят слишком поздно.
– Я не виноват, что поймал «огонь», – буркнул спорки.
– Я тебя не виню, – медленно произнес Грозный. – Я просто думаю, чем ты лучше?
– Или винишь себя!
– В чем?
– В том, что…
Тыкве очень хотелось выкрикнуть обвинение. Очень хотелось швырнуть Грозному: «Ты строил глазки Свечке, а спать пошел с Кугой! Тебя не оказалось рядом, и потому девчонка погибла! Ты сам это понимаешь и злишься!» Очень хотелось. Но в последний момент разум взял верх, и Тыква не позволил подлым словам вырваться наружу.
– Ты не сразу понял, что это Знак, – неожиданно спокойно сказал спорки. – Не сразу стал искать второго и потерял время. Но ты в этом не виноват. Свечка умерла до того, как я вас разбудил.
– Я не люблю терять своих людей, – помолчав, произнес Грозный.
И никто не стал спорить с тем, что он назвал их «своими».
– Ты меня спас, – тихо сказал Тыква. – Спасибо.
– Тебе жить, – непонятно ответил Грозный.
Некоторое время они молчали, задумчиво сидя на берегу шумной реки, а затем прозвучал вопрос Куги:
– Почему пришел Знак? Мы ведь не в Пустоте.
– Мы на Ахадире.
– Привереда говорила, – кивнул Рыжий. – Но что это значит? Что такое Ахадир?
– Ты можешь составить о нем собственное мнение, а не полагаться на чужое.
– Грозный! – К Привереде постепенно возвращалась былая уверенность. – Ты ведь прекрасно понял, о чем спрашивал Рыжий. Что ты знаешь? Что такое Ахадир?
Горы, деревья, быстрая река – это Ахадир. Обычная планета… по которой гуляют Знаки Пустоты. А так не бывает. Знаки не живут вне Пустоты. Не имеют права жить, потому что… Потому что это противоречит привычному мироустройству. Но ведь и люди не срастаются с камнями, не так ли? И не замерзают до смерти летней ночью. А значит, мироустройство дало трещину.