— Что здесь делал этот столичный хлыщ?

— Вам не должно быть до этого никакого дела, — холодно произнесла девушка, сплетя руки на груди.

— У меня есть дело до всех пребывающих на территории части, — гаркнул старшина и тут же сбавил тон. — Но я о другом… Я всю неделю думал о вас. Ваш поцелуй…

Войнова возмутилась:

— Вы имеете наглость утверждать, что это был мой поцелуй? Я до сих пор жалею, что не влепила вам пощечину.

Мужчина придвинулся к ней, повернув щеку для удара.

— Вы можете сделать это сейчас, Тиса Лазаровна, — сказал он с мрачным видом. — Врежьте мне. Я готов понести наказание за вольность.

Девушка смутилась. Какое-то время они просто молча глядели друг на друга.

— Я не верю, что безразличен вам, — глухо и властно произнес Витер. — Но, кажется, вы не поняли. Мне не нужна интрижка. Я хочу, чтобы вы были моей женой. Законной женой.

Старшина медленно опустился на одно колено.

— Выходите за меня, Тиса.

Она от удивления аж рот открыла.

Не дождавшись ответа, Витер поднялся.

— Я понимаю, что вам нужно все обдумать, — произнес он, — и не тороплю с ответом. Уверен, капитан одобрит наш союз. Нужно только ваше согласие.

Старшина хотел еще что-то добавить, но вместо этого поклонился и покинул библиотеку, оставив капитанскую дочь в глубоком смятении.

* * *

Остаток дня и полночи Тиса промариновалась в собственных мыслях. Не в силах больше нести эту ношу в одиночку, она на следующее утро засобиралась к Ганне. Прогулка пешком и голову освежит.

Домик Лисовых с деревянной мансардой едва виднелся за разросшейся сиренью. Подруга встретила ее с удивлением.

— Я ненадолго, на чай не останусь. Просто надо посплетничать.

— Заходи.

Ганна внимательно вглядывалась в лицо гостьи, пытаясь угадать, что ее привело.

Девушки вошли в дом, минули лестницу, ведущую на мансарду. Оттуда доносилось пение Симона, больше похожее на мычание.

— Муж сейчас в мастерской с младшим — ложки расписывают, — объяснила хозяйка. — А Лукашка в храме.

— В храме?

— Ты же не знаешь. Он ходит в воскресную школу к Доломее, хочет в семинарию поступать. Сам так решил.

— Молодец какой.

— Только семинария ближайшая аж в Каповецке. Откуда мы с Симоном деньги возьмем, не знаю, — вздохнула Ганна. — Конечно, надо сразу сказать сыну, чтобы не мечтал, но никак не соберусь с духом. Он так увлечен.

Пройдя по темным переходам дома, девушки вошли в комнатку, тесную, но идеально убранную. Кровать заправлена без единой складки, подушки уложены друг на друга пирамидой и накрыты кружевным покрывалом. На трюмо с резными ножками — порядок, какого Тиса у себя не знала. Стену над кроватью украшала картина Симона — Единый, жертвующий свою кровь ради появления жизни на Хорне. Бог у художника получился полноватым и розовощеким, с радостью отдающим последнюю каплю. Святая Пятерка присутствовала лишь символически, как часть орнамента в ореоле Единого.

— Здесь нас никто не потревожит, — Лисова убрала со стула корзинку с рукоделием.

— Ганяша, кто пришел? — послышался старческий голос из глубины смежных покоев.

— Ко мне, ба. Отдыхай.

Девушки присели у окна.

— Ну, рассказывай, — сказала хозяйка, видя, что подруга медлит. — Это связано с оберегом для Зои, да?

Тиса мотнула головой.

— Витер мне сделал предложение, — прошептала она.

Лисова прикрыла улыбку рукой:

— Да ты что! Как? Когда? — а потом внимательно слушала и не перебивала, пока ей рассказывали все подробности, начав с украденного поцелуя и закончив сценой в библиотеке.

— Ну поздравляю! Наконец-то! Не зря он с тебя глаз не сводил.

— Ты что, оправдываешь его нахальство? — поразилась Войнова.

Ганна пожала плечами, улыбаясь во весь рот.

— По-другому тебя, видимо, не возьмешь. Ты же у нас как крепость.

От кого угодно, но от нее Тиса такого не ожидала.

— Подожди, — Лисова нахмурилась. — Что ты ему ответила?

— Он дал мне время на размышление. Я собираюсь отказать. Если бы тогда это сразу сделала, сейчас бы не тяготилась неопределенностью.

Ганна огорченно свела брови.

— Не торопись, все обдумай. Неужели он тебе ни капельки не нравится?

— Он мужественен, по-своему красив, в чем-то я даже восхищаюсь им… Например, как он владеет саблей и управляет подразделением.

— Уважение — основа отношений, — менторским тоном вставила свое слово учительница.

Войнова покачала головой.

— Его присутствие волнует меня. Но это не любовь.

— Это же не из-за того, что твое сердце уже занято? Скажи, ты ведь не заинтересовалась вэйном?

— Боже упаси!

— Очень разумно. Он слишком хорош для наших девиц. Боюсь, разобьет не одно сердце и укатит назад в Крассбург. — Ганна погладила плечо подруги. — Витер хоть и не идеал, зато надежен во всех отношениях. Знаешь, порой мы сами не ведаем, чего нам нужно для счастья.

— Сама-то по любви вышла, — попеняла ей Тиса.

— Я не хочу ничего плохого говорить о Симоне, — опустила Лисова ресницы. — Ты знаешь, я люблю своего художника и готова идти за ним на край света, если потребуется. Но иногда я думаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы не встретила его, не родила в семнадцать Лукашку. Жить нелегко в безденежье и сохранять любовь, когда надо думать, чем кормить детей. Ведь его картины — это больше благотворительность, чем доход.

Уже уходя, девушка в сенях столкнулась с Лукой — стройным подростком с хвостиком на затылке, как у его отца. Он еще больше вытянулся с тех пор, как она видела его в последний раз.

— Здравствуйте, тетя Тиса.

«Дожилась, — подумалось горько. — Уже скоро и юноши теткой кликать будут». Ганна с сыном проводили ее до плетня. Через полчаса Войнова свернула на мостовую прибазарной. Шепча под нос что-то о старых девах, она не сразу обратила внимание на поравнявшуюся с ней одноколку. Кто-то окликнул ее по имени:

— Добрый день, Тиса Лазаровна!

Это оказался вэйн собственной персоной.

От белого сюртука наместного можно было ослепнуть. Хоть сегодня она в более-менее приличном виде. Тиса разгладила складки серого шерстяного платья с вышивкой на груди.

— Чудесный день, не так ли? — спросил колдун.

— Да, хороший.

— Позвольте довезти вас до дома, — он указал на свободное место рядом с собой.