В общем, пусть столичные господа маги не переживают и не торопятся в Хеллвиль.

Когда вернулась с запечатанным конвертом, гордый, хотя и слегка пощипанный селезень встретил меня возмущенным кряканьем.

— Так, если начнешь возражать, я мигом устрою обмен, — пообещала я. И пояснила озадаченно замолчавшему перепончатому: — Заменю твои яркие прижизненные воспоминания на качественные предсмертные ощущения.

В подтверждение своих слов показала, как именно будет происходить обещанное: выдернула одно из перьев.

Селезень, видимо, не понаслышке знал, что такое ощип, и почему его столь не любят куры. А потому присмирел и больше не корчил из себя важную птицу. Я быстро вернула на вестника все амулеты, дала мысленный приказ доставить послание по указанному адресу и, выдернув плед из разбитого окна, отпустила посланника с миром.

Пальцами побарабанила по подоконнику. Подумать было о чем: от вопроса, почему такой мелочью, как темный маг в маленьком приграничном городке, заинтересовались в столице, до того, что я разговаривала с птицей. Хорошо, что Эйты рядом не было. Она-то уж точно от радости бы лапы терла: спустя полгода Магда Фокс вновь начала подавать признаки безумия.

Любопытно, а темный властелин повелел своему Мечу тоже устранить нежелательный светлый элемент в моем лице? Или у темных магов это как-то по-другому называется? И стоит ли мне завтра достать связку своих амулетов, которые у меня имелись на случай «хуже уже некуда»? Или достаточно будет взведенного арбалета? К слову, об оружии. Мое благополучно утонуло в болоте, и надо бы зайти к мастеру Хорсу, прикупить новый самострел.

От мысли, что придется тратить пару сребров из-за этих посыльных селезней-воронов, настроение поползло вниз. Знала бы, что так обернется, лично бы всех поубивала. И птичек, и темных заодно с ними. На груди тут же загорелась печать — клятва белке. Да-да, помню, убивать пришлых нельзя. Во всяком случае, до тех пор, пока один из них не осчастливит Эйту шизофренией.

Потерла знак клятвы. И почему мне так не везет? Неужто судьба тонко намекает, что я чрезвычайно умна, мудра и вообще ходячее средоточие знаний? Ведь если верить народной мудрости, удача улыбается лишь дуракам. И мне стоит гордиться тем, что я из неприятностей не вылезаю.

Утешившись этим умозаключением, я прибрала в спальне, умылась и пошла спать. Правда, пришлось выбирать: промерзнуть ли до состояния трупа из ледника, зато с комфортом на кровати, или стать счастливой обладательницей радикулита, задремав за столом? Выбрала второе. Потому как простуду лечить придется седмицу, а поясницу растереть можно на раз.

Прихватив подушку, ушла в соседнюю комнату, служившую мне одновременно и кабинетом, и библиотекой. Почетное звание сие помещение получило благодаря полке с дюжиной книг и двумя десятками конспектов по лекарскому делу. В углу еще был сундук, так что в перспективе комнатушка вполне могла стать еще и гардеробной.

И все эти предметы — в пространстве семь на семь локтей! Стоя в центре, я могла раскинуть руки и коснуться сразу обеих стен. Или же окна с дверью. Небольшой письменный стол, стул, уже упомянутая полка и сундук.

У жены кузнеца здесь была девичья, где она хранила свое приданое. Третьей и последней комнатой на этаже значилась бывшая детская. Ее, самую просторную из трех, я заняла под свои исключительно лекарские нужды.

В общем, спать мне особо было негде. Промаявшись ночь на всех горизонтальных поверхностях, я встала злая и уставшая. С приездом в Хеллвиль темных я все больше по утрам похожа на мокрую соль в солонке: не высыпаюсь.

Спускалась я мрачная и преисполненная жгучего желания благословлять. Всех и каждого. А некоторых — и повторно, если им удастся выжить после первого добрословия.

Заглянула в печь, где меня ждал котел. Вытянула его за дужку. С чугунного бока на меня смотрела недовольная, неопохмеленная рожа демона. Он таращился на меня, я на него. Мы оценили вид друг друга, и инкуб, констатируя факт, произнес:

— Чую, переубедить тебя насчет амулета мне не удастся, поэтому сразу перейду к оскорблению…

Но на этом тернистом пути его ждала неудача: инкуб не дошел. А все потому, что захлебнулся. Если точнее, я залила его рассолом.

— Спасительница… — счастливо пошептал чугунный.

Я бы не была столь поспешной. Ну да блажен неведающий…

Позавтракав на скорую руку и достав из шкатулки золотой, я подхватила котел, оделась потеплее и вышла на улицу. Решила для начала сама занести «амулет для блуда» заказчице, потом заглянуть к столяру и к оружейнику.

Госпожа Мейлга, не ожидавшая моего прибытия, поначалу растерялась. Потом, глянув на «амулет», растерялась повторно. Ее слегка смущали его размеры.

— А… как его повесить на Громовержца?

Мелкий пушистый песик на ее руке трясся, глядя на посудину, которая была больше его самого.

— Я думала, это будет заговоренная булавка. Или медальончик.

— Так вам нужна красота или эффект? — вопросила я ведьминским тоном. С намеком в голосе: не бесите ведьму.

— Эф-фект, — проблеяла госпожа Мейлга и покрепче прижала к себе мелкого тявкалку, который сейчас мне напоминал обломанный рог инкуба. Вроде бы и носил гордое звание пса, но на деле являлся только намеком на него.

— Так вот. Это — самый действенный из всех!

— А как им пользоваться? — опасливо уточнила первая теща Хеллвиля.

Я озадачилась. И правда: как? А потом решительно поставила котелок на пол, взяла из рук эту пушистую помесь левретки с болонкой и усадила в котел.

Пару мгновений ничего не происходило. Ну, кроме конфуза пса, который заскулил и едва не перепутал свой личный амулет для блуда с ночным горшком. А потом…

Громовержец выскочил из посудины, как будто ему вожжа нод хвост попала. Хотя, может, и не как будто. Ибо этот весьма упитанный песик, который до сего дня наверняка был несколько ленив, вдруг преисполнился рвения. И, взвизгнув, умчался это рвение реализовывать — размножаться.

Обрадованная хозяйка уже было хотела рвануть за ним. А что? Услуга оказана, и с лихвой, посему есть неплохой шанс сэкономить. А рачительность госпожи Мейлги была в Хеллвиле притчей во языцех. Когда у нее случалась беда, она сорила деньгами, а как все налаживалось… В общем, тетка, несмотря на свою шаровидную комплекцию, хотела удрать. То, что при этом она находилась у себя дома, ее не смущало. Но тут уже я удержала ее за руку.

— Э, нет! Сначала расчет, — напомнила я.

На меня глянули так, словно в наши расчеты с госпожой Мейлгой вкралась роковая ошибка. Но, к сожалению для главной хеллвильской тещи, я была не просто математиком от всего пантеона богов разом. Хуже. Я была счетоводом, который, как корсет, мог скрыть недостающее и показать несуществующее.

Проклятые проценты — то есть мой фирменный перечень чернословия, обещанный заказчице в случае неуплаты, — так впечатлили госпожу Мейлгу, что она накинула еще и сверху оговоренного, лишь бы больше не видеть меня на пороге своего дома.