Я возвращаю плакаты на место. На них слишком тяжело смотреть.

– Это ужасно, – говорю я.

– Я знаю. – Он садится на компьютерный стул. – Смотри, я тебе кое-что покажу…

Джек открывает блог и прокручивает содержимое. Похоже на страничку активиста, занимающегося вопросами беженцев. Размытые фотографии белых политиков, курящих сигары в фешенебельных ресторанах, а рядом – фотография арабского подростка с зашитыми губами, маленькой африканской девочки, прижатой к забору.

– Это было до запрета на публикацию.

– Эмм, – говорю я, – я не настолько разбираюсь в политике. – Быть жертвой похищения – отличное оправдание неосведомленности о событиях в мире.

– Извини! – говорит он. – Я не забыл. Просто…

– Да нет, все в порядке. Я хочу понять. Объясни мне.

– Ну, – он задумывается на мгновение, – останови меня, если уже знаешь это, о’кей? Не хочу умничать.

– Вряд ли у тебя получится. Продолжай. – Я действительно мало знаю о подобных вещах. Политика никогда меня особо не интересовала.

– Ну, в отличие от других стран Австралия направляет нелегальных мигрантов, желающих получить статус беженцев, в спецлагеря, так называемые буферные зоны. Когда мы были маленькими, существовали Вумера и Виллавуд, помнишь? Они находились далеко в пустыне.

Я киваю. Его глаза горят. Он по-настоящему увлечен этим делом.

– Так вот, сейчас закон изменили, и все стало еще хуже. Теперь мы отсылаем их на острова Науру и Манус в Тихом океане. Условия там ужасающие – люди буквально живут в палатках в нестерпимой жаре.

– Новое правительство запретило распространять информацию об этих спецлагерях. Сейчас очень опасно пытаться выяснить, что там происходит. Правительство не хочет, чтобы мы знали. Но у нас есть эта фотография. Ее сделали с вертолета.

Он показывает мне снимок лагеря из палаток и грязи, окруженного высоким проволочным забором. Люди поднимают над головой какие-то таблички, но они слишком далеко, чтобы разобрать, что на них написано.

– Их держат здесь уже три года, и детей тоже. Содержание этих лагерей обходится нам в миллиарды, а мы даже понятия не имеем, что там происходит. Однако произошла утечка кое-какой информации. Один мужчина умер от излечимой инфекции. У него был просто порез на ноге. Беженцы в массовом порядке подвергаются сексуальному насилию со стороны охранников. Даже дети, Бек, но никто ничего не предпринимает. Там есть дети, которые пытались покончить с собой.

Он сглатывает и смотрит на фотографию.

– Все боятся, что эти люди окажутся монстрами, и не понимают: это мы превратились в монстров.

Я не знаю, что ему сказать. Я чувствую себя ужасно, потому что всегда переключаю канал, если начинаются новости, считая, что все это просто политика, а не реальная жизнь людей. Но чувство вины не поможет мне в этой ситуации, поэтому я пытаюсь сменить тему.

– Но как это связано с тем, что Лиззи злится на тебя?

Он внимательно смотрит на меня.

– Парень, который ведет этот блог, представляется Кингсли, но никто не знает его настоящего имени. Наверное, таких называют подпольными журналистами. Он один из тех, кто организовал протест, хотя это мало что изменило.

– Зачем ему сохранять анонимность? – Я думала, человеку хочется славы, если он вкладывает столько сил в подобное дело.

– Раньше с ним работал еще один парень. Тот использовал свое настоящее имя. Он был гордым, дерзким. Около года о нем ничего не было слышно. В один прекрасный день, – Джек щелкает пальцами, – он просто исчез. Кингсли должен сохранять анонимность, чтобы довести задуманное до конца. Он хочет пойти дальше, и ему нужна моя помощь.

– Твоя помощь? Это опасно?

Его взгляд вдруг смягчается.

– Нет, конечно нет! – отвечает он. – В любом случае я должен отвезти тебя домой. Мне нужно на работу.

– О’кей. – Я разочарованно соглашаюсь. Я еще не совсем готова вернуться домой. Пытаюсь придумать какую-нибудь причину, чтобы заставить его остаться, но Джек уже схватил ключи и вышел из комнаты. Я следую за ним вниз по лестнице.

– Пока! – кричит он кому-то. Поворачиваясь, я осознаю, что в гостиной сидит мужчина. Он отрывает взгляд от айпада на коленях и смотрит на меня с легкой ухмылкой. Хотя он выглядит на пятьдесят, его тонкие волосы зачесаны назад, а одежда новая и модная. Я узнаю нос Джека, глаза Лиззи. По всей видимости, это их отец.

– Привет, – говорю я, ожидая увидеть неизбежный шок узнавания. Я начинаю к нему привыкать.

– Привет, Бек, – отвечает он все с той же ухмылкой. И снова утыкается в свой айпад, словно мое появление ничего для него не значит.

Джек выруливает с подъездной дороги и направляется к моему дому. Что-то в поведении его отца смутило меня, но я пытаюсь не думать об этом и сконцентрироваться на Джеке. Его манера изменилась, наверху в комнате он был немного уклончив и осторожен. Но не думаю, что это связано со мной. Он что-то скрывает, но расспрашивать еще слишком рано.

– Твой отец не удивился, когда увидел меня, – брякнула я.

– Нет. Должен признаться, последние несколько дней я говорил только о тебе.

– Правда? – удивляюсь я.

– Конечно. И вот что, – он делает паузу, – думаю, он еще не забыл, что ты сказала о нем Лиззи.

– А что я сказала?

Он пристально смотрит на меня. Видимо, это я должна помнить.

– Не важно.

– Ну ладно, – продолжаю я, надеясь снова разговорить его о себе, – а где ты работаешь?

– Красный Крест, – отвечает он, вытягивая угол красной жилетки из-под свитера. – Сегодня у меня ночная смена.

– Серьезно? Господи, Джек! – восклицаю я.

– Что?

– Да ты же чертов святой или типа того!

– Нет, это не так. – Но он слегка краснеет; ему нравится, что я о нем так думаю.

– Ты такой славный, я даже не знаю, что с тобой делать.

– Я вовсе не славный, – возражает он, стараясь говорить грубовато.

– Даже не пытайся! – Я больно пихаю его в плечо. Он смеется, явно смущенный. Меня удивляет, что он был фанатом хеви-метал в старших классах. Он такой нелепый. Я скорее представляю его робким ботаником, который не решается пригласить тебя на уроке танцев.

Джек берет мою руку и держит ее, а рулит одной рукой. Поглаживает пальцем мои костяшки – и я чувствую, как внутри меня начинает бурлить волнение. Может, он был не таким уж и занудным подростком. Всю дорогу в лобовое стекло светит солнце. Я не думаю ни об Андополисе, ни о том СМС, я не думаю об отце, который в одиночестве рыдает в спальне. Единственное, о чем я думаю, – это пальцы Джека, переплетенные с моими. И тут я вижу его.

– Притормози, – говорю я.