Олег приезжал теперь к училищу исключительно для того, чтобы увидеть выражение лица Даши: можно подойти или еще нельзя?

То, что он сегодня увидел, было для него страшным ударом. Царьков открыл перед Дашей дверцу джипа, и они покатили. Олег поехал следом, руль в его руках вибрировал.

Джип выехал за город. Олег отстал. Следить дальше он не мог. Даша могла его увидеть. Он остановил мотоцикл и стал наблюдать издалека. Джип въехал на холм и остановился возле высокого забора, за которым виднелась крыша большого особняка.

«Хороша Даша, но уже не наша», – невесело подумал Олег.

После похорон Вани Царьков общался с Дашей только по телефону.

Сегодня Даша, наконец, согласилась прокатиться за город. Она устала горевать по брату. Жизнь брала свое.

С холма открывался величественный вид на город и пойму Волги. На холме строились дачи, одна краше другой. Каждая тянула не меньше чем на полмиллиона долларов. Одна из этих дач принадлежала Царькову.

Леонид дал Даше бинокль, и девушка стала осматривать окрестности. Панорама поймы Волги была удивительной. Десятки проток и узеков – маленьких озер. Ничто так не магнетизирует человека, как огонь и вода.

В окуляры попал город, Даша нашла свой дом. И только сейчас поняла, что именно дача Царькова заслонила им вид на Волгу. Странно, как все оборачивается в жизни. Наверно, не случайно эта дача никак не раздражала Дашу. Как многие современные девушки, она хотела всего и сразу. Поэтому богатство ухажера подействовало на нее гипнотически. Но она по-прежнему держалась с ним настороженно. Как все дети, выросшие в нужде, она не верила, что богатые могут быть хорошими людьми.

– Давай осмотрим наши владения, – предложил Леонид.

Он не морочил Даше голову. Он действительно настроился на самые серьезные отношения. Мысленно он уже отрезал себя от Тани. Все равно настоящей любви между ними никогда не будет. Он не простит ей тех, с кем она наставила ему рога. А она не простит ему, что он вынудил ее это сделать. И вообще, больно уж подлая баба. Царьков не мог простить ей подлости, в которые сам же и впутывал.

– Пойдем, я покажу тебе сауну.

Даша решительно отказалась:

– Ладно, тогда примерь вот это, – Царьков извлек из багажника «джипа» пакет. – Хватит тебе ходить как монашке.

В пакете оказалось яркое летнее платье. Но Даша осталась равнодушна.

– Может, хватит? – осторожно спросил Леонид. – Ну, сколько можно, Дашенька?

Девушка молча глотала слезы.

– Вы обещали мне работу, – сказала она.

Ну, обещал. И что? Обещал, потому что думал, что она играет с ним в обычную игру. Мол, ей не нужен спонсор, это ее унижает. Но если она всерьез надеется получить у него работу, то это унижает его.

– Ты будешь растить наших детей, руководить нашим домом. Это и будет твоей работой.

В спокойном, душевном тоне Царькова можно было уловить скрытое раздражение. «Какого черта ломается?» – думал он. Если бы не хотела иметь с ним ничего общего, не приехала бы сюда. Он готов положить к ее ногам все, что имеет. У него намерения серьезней некуда. Она должна это чувствовать. Если же чувствует и, тем не менее, так себя ведет, значит, ломается, хочет подороже себя продать.

Даша еще раз поднесла к глазам бинокль. Двое загорали на берегу возле начинающегося леса. Мужчина и женщина. Лицо мужчины показалось ей знакомым. Ну, конечно же, это Пашка Радаев. С кем это он? Неужели с Анной? Точно, это она.

– Кого ты там увидела? – Царьков взял у Даши бинокль. – О, знакомые лица!

Леонид краем глаза видел выражение лица Даши. Э, да у тебя, девочка, вместительное сердце! С одним на мотоцикле катаешься, с другим на «джипе», а о третьем тайно вздыхаешь?

– Откуда ты его знаешь? – спросил он.

– Он раньше бывал у нас, – коротко пояснила Даша, не вдаваясь в подробности.

– Но ты ведь и ее знаешь, – сказал Царьков. – Она тоже у вас бывает?

– Да, – сказала Даша.

– Ладно, не будем им мешать, – Леонид тонко улыбнулся. – Давай лучше чем-нибудь полакомимся.

Он достал из багажника пакеты с фруктами и сладостями.

– Вы обещали мне работу, – настойчиво повторила Даша.

– Будет тебе работа, – сдерживая раздражение, пообещал Царьков. – Все у тебя, Дашенька, будет!

15 июня 2006 года, четверг, ближе к вечеру

Павел и Анна ждали Булыкина. Никита задерживался. Солнце пекло, как раскаленная сковородка. Сам бог велел искупаться, но у Павла были обычные, не купальные плавки.

Он отошел метров за тридцать и там разделся. У него была крепкая, ладная фигура. Раздеваясь, Анна испытывала легкую досаду. Мог бы взглянуть в ее сторону. Она ошибалась. Павел боковым зрением увидел все, что можно было увидеть. Классная женщина, что там говорить. Ему стало совсем жарко. Он бросился в воду и заплыл подальше. Его снесло течением. Он вышел на берег метрах в ста от того места, где купалась Анна. Здесь кто-то ловил рыбу на закидные удочки. Только странное дело: удочки стояли, а рыболова не было. Может, пошел в кусты по нужде?

«Эх, поудить бы!» Павел мечтал об этом весь срок. Сейчас рыболов выйдет из кустов, и он попросит у него удочку. Он поймает рыбу и придет к Анне с добычей. Но время шло, а на берег никто не выходил. Павел не знал, что думать. Такого не бывает, чтобы рыболов оставил удочки и уехал. Тут одно из двух: либо с рыболовом что-то случилось и он не может вернуться к удочкам, либо он сидит сейчас в кустах, потому что не хочет показываться на глаза.

Павел вернулся к Ланцевой. Женщина лежала на большом полотенце, прикрыв глаза носовым платком. Когда-то он уже видел похожие линии. У матери. От этих линий что-то происходило в мозгах его друзей. Они поголовно влюблялись в его мать, как в девушку. Ее возраст не имел для них никакого значения.

– Павлик, расскажи о себе, – попросила Анна. – Знаешь, что меня больше всего интересует? Как ты там сохранился? Как тебе это удалось?

Радаев задумался. Придется говорить о матери. Все лучшее в нем – от нее.

– У тебя, насколько я знаю, мама была очень хорошая, – словно читая его мысли, сказала Анна. – Томилины от нее в восторге.

– Я ее не достоин, – хрипло выговорил Павел. – Она умерла из-за меня.

– Томилины считают, что твоя мама умерла из-за Цепневой.

– Я на пару с этой тварью ее доконал.

Анна поняла, что надо иначе спросить, иначе Павел не разговорится.

– Психологи утверждают, что действие, совершенное на наших глазах, имеет тенденцию к повторению нами самими. Извини за язык, но я цитирую. Иными словами…

– Я понял, – перебил ее Радаев. – Это как заражение. Наверно, что-то в этом роде и произошло. Сначала у меня на человека рука не подымалась. Но когда связался с толпой, столько раз пришлось видеть, как бьют… Короче, стало в порядке вещей: ты бьешь, тебя бьют.