— Фи, как ты прямолинейна! — поморщился он. Его короткопалая жменя обхватила бока пузатой чашки. Алла невольно сравнила ее с рукой Князева — с широкой ладонью и длинными чувствительными пальцами. Без маникюра, но с коротко подстриженными, под самое мясо, ногтями. — А если я просто хотел посмотреть, как ты живешь?

— Долго же ты ждал!

Михаил откинулся на спинку стула и сложил руки на животе. Теперь стало заметно, что он у него есть и выпирает над кожаным поясом, поддерживающим брюки. А Алла помнила его поджарым! Она с удивлением отметила, что его взгляд скользит по ее груди, и внезапно почувствовала себя голой. И ощущение, надо сказать, было не из приятных. Раньше она обрадовалась бы такому вниманию!

— Ты скучала?

Он, что, шутит?

— Знаешь, — медленно ответила она, — твой вопрос запоздал года этак на полтора!

— Значит, нет?

— Послушай, уже поздно, а мне рано вставать…

— Ладно-ладно! — Михаил поднял руки ладонями вверх, словно сдаваясь. — У вас уже есть подозреваемые?

А-а, так вот в чем дело! Жаков отличался удивительной способностью держать нос по ветру. Дело об убийстве известного адвоката обещало стать громким, а он, насколько Алла слышала, нацелился на должность прокурора Санкт-Петербурга. Сейчас ее занимал Борис Чудаков, но он собирался на пенсию. Михаил работал одним из его замов и, очевидно, надеялся на повышение при содействии высокопоставленного тестя из Москвы. А процесс по убийству Гальперина мог стать тем батутом, который способен подкинуть его до места назначения. Только вот Алла не намерена ему помогать!

— Еще рано говорить о подозреваемых, — ровным голосом произнесла она. — Только вчера я понятия не имела, что речь об убийстве!

— Да ну? — недоверчиво нахмурился бывший любовник. — То-то твоя доска исписана вдоль и поперек!

— Осторожно! — предупредила она. — Ты вторгаешься на запретную территорию!

Михаил встал и подошел поближе. Так близко, что она чувствовала запах его тела, смешанный с ароматом дорогого парфюма. Этот запах всегда возбуждал ее, но сейчас Алла была слишком зла, чтобы вспомнить об этом. Его рука легла на ее плечо, а в глазах появился влажный блеск. Она мягко накрыла его ладонь своей, а потом неожиданно резким движением сбросила.

— Иди-ка ты домой, Мишаня, а то женка заругает! — сказала она ледяным тоном.

— Только не делай вид, что не помнишь, как нам было хорошо вместе!

— Видимо, тебе было не так уж и здорово, раз ты свинтил!

— У меня было время подумать.

— У меня — тоже. Пока!

Когда за Михаилом захлопнулась дверь, до Аллы внезапно дошло, ощущение какой потери настигло ее во время чаепития: она лишилась смысла жалеть себя. Потеряла причину, по которой, как она себя убеждала, перестала искать радостей жизни и смирилась со своим тусклым существованием. Из-за этого самодовольного, раздувшегося от сознания собственной значимости человека? Почему она раньше не замечала его индюшачьего бахвальства, ничем не оправданной самоуверенности и пустоты? У него дома молодая жена, маленький ребенок, а он распускает руки с бывшей любовницей, которую сам же и бросил! Приход Михаила оставил в ее душе неприятный осадок, словно оскомину после чего-то кислого: Алле показалось, что интерес Михаила больше, нежели просто желание захапать себе выигрышное дельце.

* * *

Каждый раз, спускаясь в вотчину Ивана Гурнова, Мономах ощущал себя Орфеем, сходящим в царство Аида. Он знал, что приятель обижается, когда работу его отделения отождествляют с деятельностью морга, и не устает напоминать, что по большей части имеет дело с живыми, а не с мертвыми. Основная задача патолого-анатомического отделения состоит в том, чтобы исследовать биопсийный и операционный материал, а вовсе не во вскрытии мертвых тел. Так как больница являлась центральной городской, сюда свозили материал из соседних медицинских учреждений, включая онкодиспансер. Без вскрытий не обходилось, но они составляли всего тридцать процентов от общего объема работы! Несмотря на все это, львиная доля персонала полагала, что Гурнов с утра до вечера режет покойников с перерывом на обед.

Обычно патолог сам поднимался на седьмой этаж, но сегодня Мономаху требовалось поговорить наедине, без посторонних глаз. Главное, чтобы не донесли Муратову. Он доверял своим людям, но с некоторых пор начал сомневаться в лояльности некоторых из них. Не успел Мономах войти в длинный коридор, как едва не столкнулся с тем, кого искал.

— Каким ветром тебя сюда сдуло?! — воздел костлявые руки к небу Гурнов при виде Мономаха. Почему в фильмах патологоанатомы — полные мужчины, довольные жизнью? Они должны выглядеть, как Иван, чтобы походить на своих «пациентов»: он и при жизни напоминал оживший, хотя весьма подвижный и даже жизнерадостный скелет!

— Ты занят? — вместо приветствия спросил гость, воровато озираясь по сторонам. Мимо, катя перед собой тележку, заставленную металлическими контейнерами, прошла пожилая лаборантка. Она двигалась в сторону лаборатории биопсии.

— А что? — подстраиваясь под настроение приятеля, а потому невольно понижая голос, поинтересовался патолог.

— Где тут можно поговорить?

— Ну… в трупохранилище. Хочешь?

— «Хочешь» — не самое подходящее слово! — пробормотал Мономах.

— Не придирайся, — поморщился Гурнов. — Идем?

— Ну идем…

— Так о чем ты хотел перетереть? — на бегу бросил Иван. Ходить этот человек не умел, он бегал, скакал — короче, передвигался, как один из персонажей-мутантов фильмов «Люди Икс», и Мономах едва за ним поспевал. Учитывая длину ног долговязого патолога, это было нелегко.

— Погоди! — процедил зав ТОН.

— Нас подслушивают? — Лошадиное лицо Гурнова вытянулось еще больше.

Патолог отличался высочайшим интеллектом, что не мешало ему быть параноиком по жизни и яростным сторонником теорий заговора — от убийства Кеннеди до тайной масонской ложи, до сих пор орудующей в Санкт-Петербурге. Мономах подозревал у Ивана легкую форму шизофрении, но так как тот не представлял опасности ни для кого, кроме себя самого, бить тревогу пока не стоило. Не отвечая, Мономах толкнул дверь в трупохранилище. Здесь было тихо и стерильно — собственно, как должно быть в таком месте.

— Ну так о чем речь? — нетерпеливо вопросил Иван, предвкушая нечто интересное.

— Вот, погляди, — и Мономах сунул ему в руки копию отчета, оставленного следователем Сурковой. — Результат вскрытия адвоката Гальперина.

— Как тебе уда…

— Неважно. Что скажешь?

— Ну… это похоже на…

— Похоже на эвтаназию?

— Сам сказал! Кто-то решил облегчить засранцу уход? Хотя, честно говоря, я бы такого и врагу не пожелал!

— Почему?

— У меня тесть умирал от рака.