— Я знаю, что ты думаешь. Если она на здешнем голодном пайке такая жирная, какая же она раньше-то была?

Сет хочет возразить, но останавливается. Нет, так он не думает. Но возникает вопрос посерьезнее:

— Сколько ты уже здесь?

— Пять месяцев и одиннадцать дней, — говорит Томаш.

— Довольно долго, — одновременно с ним отвечает Реджина.

После секундного замешательства Сет все же признается:

— Нет, я имею в виду, что меня в принципе девчонки не интересуют. Любые.

Реджина смотрит на него в свете поднятой повыше зажигалки. Теперь до нее доходит.

— Хочешь сказать, если нам придется заселять планету заново, почетная миссия достанется мне и этому мелкому поляку?

— Что? — Томаш в растерянности вертит головой. — Вы о чем? Я не поспеваю.

— Он встречается с парнями, — объясняет Реджина.

— Правда? — сияет Томаш. — Мне всегда было любопытно, как это. У меня столько вопросов…

— Дай я посмотрю, что у тебя там с ребрами, пока он не начал интервью, — просит Реджина. — Пожалуйста.

В свете зажигалки видно только растущий синяк и легкое покраснение.

— Как это так? — недоумевает Томаш. — Он ведь тебя через всю комнату перебросил.

— Знаю. Я думал, у меня ребра спину пропорют.

Реджина пожимает плечами:

— Может, не так уж сильно он тебя ударил?

Сет смотрит на нее красноречивым взглядом.

— Ну, не знаю. Значит, радуйся. — В ее голосе снова появляется раздражение, и она шагает дальше по проходу, в глубь зала. — Здесь есть питье?

— Можно и поласковее, — укоряет Сет. — Мы все в одной лодке.

Реджина разворачивается, блеснув потными щеками в свете зажигалки:

— Да что ты? А я думала, нас с Томми вовсе не существует. Какая жалость, некому было вытащить бедняжку Сета, когда он возомнил себя самым умным и чуть нас всех не угробил. Просто счастье, что никого не оказалось рядом, да?

— Но все же в порядке! — встревает Томаш. — Благодаря мне.

— Вообще-то, если бы я знал, что тут творится… — начинает Сет. — Если бы не ваша дурацкая таинственность…

— Хочешь разъяснений? — с вызовом спрашивает Реджина.

— Реджина… — осторожно предупреждает Томаш. — Ему, может быть, рановато.

— Нет уж. Просил рассказать? Так я расскажу.

— Что расскажешь? — не выдерживает Сет.

Она смотрит на него сквозь пламя зажигалки:

— Этот мир… Ты, значит, думаешь, мы в аду?

— Реджина, — просит Томаш, — не надо.

Но ее уже не остановить.

— Это не ад, мистер Что-Хочу-То-И-Ворочу. Все твои воспоминания, все твои сны, все те жалкие крохи, которые остались от жизни в твоей памяти… — Девчонка наклоняется ближе к пламени, пока в ее глазах не загораются два отдельных огня. — Вот это был ад.

— Неправда! — твердо заявляет Томаш.

— Был, и ты это знаешь. А вот это… — она обводит жестом магазин и пустынные улицы за окном, по которым, несомненно, где-то рыщет Водитель, — это и есть настоящий мир. Вот это. Вот.

Она отвешивает Сету пощечину.

— Эй! — вскрикивает он.

— Чувствуешь? Реальнее некуда, малыш.

Сет прикладывает ладонь к начинающей гореть щеке:

— Ты чего?

— Вовсе ты не умер и не очнулся в аду, — заканчивает Реджина. — Ты просто очнулся.

Выключив зажигалку, она удаляется в темноту.

— От чего очнулся? — кидаясь вдогонку, спрашивает Сет.

Реджина с округлившимися от изумления глазами замирает перед стеллажами с водой. Не говоря ни слова, они с Томашем начинают перебирать бутылки, поднося их к свету зажигалки, отбрасывая пустые и помутневшие.

— У вас что, поблизости супермаркета не нашлось? — поражаясь их жадности, спрашивает Сет.

— Тот большой, что рядом, вынесен подчистую, — отвечает Реджина.

— Остались только мелкие на углу и «Что-то-там-Экспресс», — вторит Томаш, прихлебывая из бутылки.

— Но тут же всего каких-нибудь пара миль, — удивляется Сет, тоже отпивая из бутылки и только теперь понимая, как на самом деле пересохло в горле. — Неужели вы сюда не добрались на разведку?

— Когда по улицам ездит Водитель? — хмыкает Реджина. — Нет, мы потихоньку, от дома к дому, не высовываясь. И вполне получалось. До сих пор.

— Если я виноват, то простите, но мне уже надоедает раз за разом выслушивать…

— Мне нужно закурить, — заявляет Реджина.

— Нет! — пугается Томаш. — Ты умрешь! У тебя легкие станут такие же черные, как твоя кожа. А мозг распухнет и вытечет через глаза!

— Да, на это стоит посмотреть. — И Реджина идет обратно к витрине.

С улицы доносится разрывающий тишину рокот двигателя, но он звучит довольно далеко, и никто не караулит их у входа.

— Наверное, ему без разницы, — размышляет Реджина по дороге к сигаретной стойке, — лишь бы мы не приближались к тюрьме.

— А что такого особенного в тюрьме? — спрашивает Сет. — И в каком смысле я «очнулся» только здесь?

— Сейчас, подожди.

Реджина копается в сигаретах. Большинство пачек распотрошили крысы, но после непродолжительных поисков она находит почти целую упаковку «Силк Кат». Разорвав ее, словно обертку первого в жизни рождественского подарка, Реджина вытряхивает сигарету.

— Реджи-и-ина, — огорченно тянет Томаш.

— Ты не представляешь, — говорит она. — Нет, серьезно, даже не догадываешься.

Она применяет зажигалку по назначению, и в полумраке рдеет кончик сигареты. Реджина затягивается глубоко-глубоко, закрывает глаза, и сначала по одной щеке, потом по другой катятся слезы.

— Боже, — шепчет она. — Кайфовый кайф!

Томаш, помрачнев, смотрит на Сета:

— Это ее убьет…

— Я думал, мы уже умерли, — не понимает Сет.

— Нет, — отвечает Реджина. — Не умерли. Томми ошибается. — Откашлявшись, она делает еще затяжку, одной рукой почти в изнеможении облокачиваясь на стойку. — Какой дурацкий день.

— Реджина! — нетерпеливо подгоняет ее Сет.

— Ладно. Ладно. — Она затягивается еще. — Я ему расскажу, Томми. Ничего?

Томаш ковыряет ногой в пыли, чертя линию носком кроссовки.

— Он будет в шоке. Это тяжело принять. — Томаш поднимает серьезный взгляд на Сета. — Я вот не поверил. И до сих пор не очень верю.

Сет сглатывает:

— Я рискну.