— Не с такой.

— Да? Что же это?

Он опустил глаза:

— Это… мерзость.

Весь его вид выражал отвращение, но именно слова «зараза» и «мерзость» натолкнули на мысль, в чем, собственно, дело. Я был поражен, но вместе с тем от столь земной проблемы почувствовал громадное облегчение и едва не улыбнулся:

— Так в этом все дело? Господи, что ж вы раньше-то не обратились?

Родерик недоуменно посмотрел на меня, и тогда я выразился яснее, после чего он зашелся лающим смехом:

— Боже мой, если б все было так просто! — Он снова отер лицо. — Что касается моих симптомов… — Смех его угас. — Если рассказать, вы не поверите.

— Все же попробуйте, — настаивал я.

— Говорю же, я бы хотел!

— Хорошо. Когда впервые появились эти симптомы?

— Когда? А как вы думаете? В тот вечер несчастного приема.

Так я и думал.

— Миссис Айрес сказала, у вас разболелась голова. С этого все началось?

— Ерунда, на головную боль я сослался, чтобы скрыть то, настоящее.

Я видел, что он борется с собой.

— Говорите, Род.

Он ухватился за нижнюю губу и прикусил пальцы.

— Если это выйдет наружу…

Я его не понял.

— Даю слово, никто ничего не узнает.

— Не вздумайте кому-то сказать! — встревожился Родерик. — Ни матери, ни сестре!

— Конечно, если вы не хотите.

— Помните, вы сказали, что вы сродни священнику? Исповедник должен хранить тайну. Обещайте!

— Обещаю, Род.

— Слово?

— Разумеется.

Отвернувшись, он подергал себя за губу и надолго замолчал; я уж подумал, что наш контакт потерян. Но потом он коротко затянулся сигаретой и протянул мне пустой стакан:

— Ладно. Бог свидетель, я уже не могу держать это в себе. Только еще налейте, трезвому мне это не осилить.

Руки его все еще дрожали, сам бы он с бутылкой не управился; я плеснул в стакан добрую порцию, которую он залпом осушил, но попросил налить еще. Затем, медленно и запинаясь, он поведал о том, что произошло с ним в тот злосчастный вечер.

Я знал, что с самого начала он сомневался в целесообразности этого приема. Даже фамилия новых соседей ему не нравилась, и он не хотел разыгрывать из себя «хозяина дома», впервые за три года облачившись в дурацкий смокинг. Однако ради сестры и матери Родерик с этим смирился. В тот вечер его действительно задержала поломка на ферме: как уже давно предсказывал Макинс, насос был готов взорваться. Родерик понимал, что гости решат, будто он «просто отлынивает», но не мог оставить работников без помощи. Благодаря армейским навыкам он разбирался в технике; вдвоем с сыном Макинса они подлатали и вновь запустили насос, провозившись почти до девяти часов. Когда через парк Родерик поспешал к черному ходу, Бейкер-Хайды и мистер Морли уже стояли на парадном крыльце. На ферме Родерик весь перемазался, но принимать ванну было уже некогда, и он решил, что сполоснется над своим умывальником. Звонком он вызвал Бетти, чтобы та принесла горячей воды, но служанка была занята с гостями в зале. Родерик подождал, еще раз позвонил, а затем сам отправился в кухню греть воду.

Вот тогда-то и произошла первая странность. Разложенный на кровати вечерний наряд ждал хозяина. Как многие отставники, Родерик был аккуратист и приготовил его еще с утра, лично пройдясь по нему щеткой. Торопливо умывшись, он натянул брюки и рубашку и хотел пристегнуть воротничок, но его не оказалось. Родерик посмотрел под смокингом, потом заглянул под кровать, затем облазал все возможные и невозможные уголки, но чертова деталь исчезла. Ситуация усугублялась тем, что это был последний из нештопаных и неперелицованных воротничков под смокинг, а потому Родерик не мог просто подойти к шкафу и взять другой.

— Немыслимая дурь, верно? — уныло вздохнул он. — Даже тогда я понимал весь идиотизм своего положения. Конечно, мне не хотелось идти на этот треклятый прием, но вот извольте: я, так сказать, хозяин вечера, владелец Хандредс-Холла, заставляю всех ждать, потому что как последний дурак мечусь по комнате в поисках своего единственного приличного воротничка!

Тут появилась Бетти, посланная миссис Айрес. Родерик поделился с ней своим горем и спросил, не брала ли она воротничок, но служанка ответила, что видела его лишь утром, когда принесла выстиранное белье. Родерик взмолился о помощи, и Бетти еще раз осмотрела все уже проверенные им закутки, но ничего не нашла. Вся эта кутерьма довела его до того, что он, «кажется, довольно резко» приказал ей вернуться в зал. Родерик прекратил поиски и подошел к шкафу, надеясь как-нибудь соорудить стоячий воротничок из обычного. Знай он, что Бейкер-Хайды явились в повседневной одежде, он бы так не переживал. Но сейчас перед его взором маячило расстроенное лицо матери, увидевшей, что сын вышел к гостям «как неряха школяр».

Вот тут произошла еще большая странность. Копаясь в шкафном ящике, Родерик услышал всплеск, отчетливо прозвучавший в пустой комнате. Что-то плюхнулось в раковину умывальника. Родерик обернулся и не поверил своим глазам: в мыльной воде плавал пропавший воротничок.

Машинально Родерик кинулся к раковине и выудил чертову штуковину, пытаясь сообразить, как она там оказалась. Он точно помнил, что на умывальнике воротничка не было. И упасть ему было неоткуда — на стене рядом с раковиной не имелось никаких бра или крючков, даже если предположить, что кто-то станет вешать на них жестко накрахмаленный белый воротничок. Над умывальником тоже ничего не было, кроме «какого-то пятнышка» на решетчатом потолке.

На этом этапе Родерик слегка обалдел, но еще не испугался. С воротничка капала мыльная вода, однако он решил, что лучше мокрый воротничок, чем никакого вообще, и, кое-как подсушив, пристегнул его к сорочке, а затем перед зеркалом туалетного столика завязал бабочку. Теперь осталось лишь вставить запонки, смазать бриллиантином и расчесать волосы, и он будет готов. Родерик открыл шкатулку слоновой кости, в которой держал запонки, и увидел, что она пуста.

Это было настолько нелепо и так обескураживало, что он даже рассмеялся. Нынче он запонок не видел, но утром случайно задел шкатулку и отчетливо услышал, как они в ней загремели. Больше шкатулку он не трогал. Немыслимо, чтобы Бетти или миссис Бэйзли их куда-то переложили; мать или сестра их взять тоже не могли. Зачем? Тряхнув головой, Родерик оглядел комнату и обратился к «барабашке», «домовому» или кому-то другому, кто с ним играл: «Не хочешь, чтобы я шел на вечер? Знаешь, я сам не хочу, но, к сожалению, надо. Так что, пожалуйста, отдай мои сраные запонки!»

Он поставил шкатулку на ее обычное место возле гребня и щеток, а через секунду в зеркале туалетного столика увидел, как за его спиной мелькнуло что-то маленькое и темное — будто паучок свалился с потолка. Тотчас в фарфоровой раковине что-то звякнуло, и этот звук, в тишине показавшийся громоподобным, напугал его «чуть не до смерти». Осознавая полную нереальность ситуации, Родерик медленно подошел к умывальнику. На дне раковины лежали его запонки. Облицовка умывальника блестела капельками брызг, мутная вода еще слегка волновалась. Родерик посмотрел вверх: потолок был чист, лишь ранее замеченное «пятно» еще больше потемнело.