Папины глаза были открыты, как будто он смотрел на меня. Это были и его, и уже не его глаза. Так бывает с домом. Он перестает принадлежать кому-то, по еле того как в нем перестают жить.

— Мне так жаль, папа. Прости, что не смогла помешать.

И я беспомощно расплакалась, и рухнула на него и маму, и обняла их, почувствовав на себе их кровь. Я рыдала и рыдала, пока их тела не исчезли подо мной, вместе с полом, и я закричала, почувствовав, как падаю все ниже и ниже в черноту, освещаемую только случайными предметами, проплывающими мимо меня.

Книга «Кошмар Дарвина».

Кухонный нож.

Древний компьютер.

Но потом совсем ничего не осталось, кроме темноты и ощущения быстрого падения, пока я не приземлилась на стул в светлой, отделанной деревом комнате.

Толпа странных существ, сидевших на кожаных стульях, пялилась на меня. Большинство выглядели, как люди, но некоторые — вовсе нет. У одних были пустые аватары — жуткие, совершенно одинаковые, безликие гуманоиды голубого цвета. Другие аватары были точь-в-точь такими же, какие школьники-придурки используют в социальных сетях, и это добавляло еще больше сюрреализма. Я видела странного инопланетянина-альбиноса с тремя красными глазами, сверкавшими в лучах искусственного освещения. Был там и старый робот из 2060-х, и минотавр.

— Где я? — спросила я, всхлипывая.

Кто-то коснулся моей руки.

Я обернулась и увидела дядю Алекса.

— Все в порядке, Одри. Ты все еще в капсуле. И я тоже в капсуле в своем офисе. Это виртуальная мультимедийная конференция. А это журналисты, которые хотят задать тебе несколько вопросов.

— Журналисты?

Дяди Алекс тяжко вздохнул.

— Да, не обращай внимания на их аватары. Они часто выбирают весьма эксцентричные образы. Мир СМИ в наши дни похож на настоящий цирк. Думаю, они полагают, что тебе будет проще держаться естественно, если они спрячутся под масками, — кто их разберет?

— Мои родители умерли, а они притворяются инопланетянами?

— Здесь нет ничего личного, они просто ведут себя как школьники-переростки.

— Нам запрещено использовать в школе ненастоящие аватары, это разрешено только в социальных сетях.

— Ну, у твоего папы тоже был такой.

— Правда?

Дядя Алекс улыбнулся. Возможно, он был доволен, что этот факт мне был неизвестен.

— О да, он иногда приходил на конференции в таком виде, чтобы задать своему брату пару вопросов. Никогда не появлялся в своем истинном облике — всегда в обличье гориллы.

— Гориллы?

— Ага, огромной серебристо-черной гориллы.

— Почему?

— Это долгая история. — Могу поспорить, в его голосе сквозила горечь. — Может быть, я расскажу тебе когда-нибудь. Но тебя не должно волновать, кем эти журналисты пытаются казаться. Это сейчас самое главное. Просто будь собой.

Я увидела Кандриссу. Она сидела по другую сторону от меня. Ее лицо было белым, заостренным и угловатым, как будто вырезанным из мрамора. Но, по крайней мере, ее можно было узнать. Ее ярко-красные губы шевелились, нашептывая:

— Смерть твоих родителей не должна быть напрасной. Пусть «Семпура» за это поплатится. Отвечай на вопросы так честно, как только можешь.

Я смотрела на эти лица — настоящие или сверхъестественные образы людей, которые сидели в своих капсулах по всей стране или даже по всему миру.

— Что произошло? — спросила я дядю Алекса. — Я снова была в Йоркшире? Почему я..?

И тут посыпались вопросы. Их задавали разные люди. Такое чувство, будто эти вопросы исходили от медленно сжимавших меня стен. Я продолжала плакать в настоящем и выдуманном мире. Кандрисса показала на кого-то. На минотавра. Человеческое тело (в элегантном костюме двадцатого века) и голова быка.

— Слушаем вас.

— Здравствуйте, — сказал минотавр. — Его бычий рот произносил человеческие слова. Это было настолько нелепо, что мне хотелось смеяться и вопить от ужаса одновременно. — Я Тао Ху из голографического журнала «Мир Эхо». Скажите, как долго Алисса принадлежала вашим родителям?

— Я… я не знаю… Четыре… Пять недель.

Еще один журналист, еще один вопрос. На этот раз аватар был похож на обычного человека — вот только он постоянно пропадал из-за плохого качества связи. Женщина с темными волосами сидела в первых рядах.

— Тина Морис, помощник редактора, «Роботические недели». Я хочу узнать, почему ваши родители решили приобрести ее. Почему они не купили обычного робота, если ваш отец был таким ярым противником Эхо?

— Ну… мой папа пережил автомобильную катастрофу и из-за травмы не мог нормально двигаться. А мама считала, что для моего образования будет лучше, если меня будут учить не только виртуальные учителя, но и Эхо тоже… Она просмотрела кучу исследований и… Это и моя вина. Папа спросил меня, надо ли покупать Эхо, и я сказала, что стоит.

Кандрисса очень активно показывала на кого-то еще, чей вопрос непременно надо было услышать. Это был лысый мужчина в футболке с движущимся рисунком, изображавшим мультяшного кролика, на которого падает деревянный молоток. Он сидел рядом с точной копией Альберта Эйнштейна (кстати, в комнате был и Стив Джобс).

— Да-да, Джозеф. Пожалуйста, ваш вопрос.

— Джозеф Килдар. Корреспондент «Новых Горизонтов». Вы считаете, «Семпура» виновата в том, что произошло?

«Новые Горизонты». Я вспомнила, как папа когда-то их костерил: «Чертовы обманщики! Такими темпами они скоро станут сборником чертовых пресс-релизов для „Касл“».

— Я… Я не знаю. Извините.

Еще одна рука. Ярко-белая, покрытая паутиной. Инопланетянин-альбинос.

— Брудо Бергманн. Журнал «Андроидный эксперт». Почему ваши родители предпочли продукцию «Семпуры»? Я имею в виду, почему они не выбрали семейную фирму?

— «Касл» — не семейная фирма. Это компания моего дяди.

Следующим был вопрос от огромного мужчины с ярко-рыжей бородой.

— Идрис Мак-Карти, — представился он. — Пишу об Эхо для периодического издания «Информационный объектив»… Хорошо, это не ваша семейная фирма. Но, конечно же, ваш отец предпочитал продукцию вашего дяди?

Дядя Алекс прервал его:

— Какое это имеет отношение к теме нашей конференции? Он не был обязан покупать мою продукцию. У нас с братом были очень хорошие отношения. Пусть мы и расходились во мнениях по поводу новых технологий, но нам вполне удавалось разделять бизнес и личные отношения.

Эти слова меня покоробили.

Может быть, дядя Алекс и мог разделять бизнес и родственные отношения, но вот папа точно этого не умел. Работа была его жизнью.