Леонид сидит у себя в квартире перед репродукцией Джоконды, которую он повесил на стену, и смотрит на нее часами. Когда в комнате темнеет, он зажигает свечу, и тогда картина приобретает таинственно-зловещий вид.

Наступает ночь. Вокруг картины появляется сизый туман. Он сгущается, уплотняется и Джоконда оживает. Она слегка поворачивает голову и, становясь рельефной, выступает за пределы картины. Она делает легкое движение в направлении художника.

Леонид застыл на месте. Его сковал нечеловеческий страх, холод пронзил его тело. Он вскрикивает и падает без чувств.

Лиза уже несколько раз за вечер звонила Леониду, посылала эсэмэски и, не получив ответ, забеспокоилась. После возвращения из Парижа Леонид очень изменился, и ее пугает эта перемена. Елизавета вызывает такси и едет к нему. Входит в комнату и видит сидящего на полу Леонида с каким-то диким выражением лица. Она подходит к нему, садится рядом, обнимает. Леонид смотрит на нее странным взглядом. Лиза гладит его по голове, говорит мягким голосом. Леонид зарывается лицом в ее теплый мягкий живот и плачет. Он не плакал уже очень давно, даже не может вспомнить, когда это было в последний раз. Теперь же рыдает, как маленький потерявшийся ребенок, который боится, что никогда больше не найдет свой дом.

Он плачет о своей потерявшейся душе, заблудившейся в темных лабиринтах сознания. О том, что… Он сам не знает о чем.

Неожиданно напряжение, которое держало его в объятиях и мучило последние дни, уходит, растворяется в волшебной мелодии ласкового голоса Елизаветы.

Уже совсем успокоившись, Леонид встает, идет к репродукции Джоконды, срывает ее со стены и рвет на куски. Сразу же чувствует облегчение. Омрачение, в котором он пребывал в последнее время, уходит, магические чары рушатся. Он свободен!

Леонид оглядывается по сторонам и замечает, что в комнате не прибрано, повсюду валяются какие-то вещи, чувствуется неприятный запах. Он подходит к окну, распахивает его. В комнату врывается ночной свежий воздух, который растворяет остатки морока, держащие Леонида в плену.

— Лиза, сколько прошло дней? — спрашивает Леонид.

— Вечность, — отвечает она и поворачивает к нему голову.

Леонид вздрагивает, на него смотрит лукавым взглядом Мона Лиза…

Иногда судьба дарит нам подарки…

Людмила Ворожбицкая

2002 г.

Поздний вечер прошелся по улице, ласково дотронулся до верхушек деревьев, легко взлетел на крышу, разметав листья и осенний мусор. Поочередно заглядывая в окна, он укладывал спать жителей старой блочной многоэтажки, укрывая их сумерками уходящего дня.

Домочадцы тридцатилетней Юлии тоже давно спали. Женщина, сняв с плеча полотенце, устало опустилась на кухонный стул. Затем, словно решив для себя что-то, внезапно подошла к настенному шкафчику над мойкой и, потянувшись, достала с него нечто прямоугольное, бережно завернутое от пыли в ветхую пеленку.

Вскоре перед ней на кухонном столе лежал старый фотоальбом с уже потертой бордовой бархатной розой на обложке.

Натруженными от постоянной работы руками она открыла первую страницу… И город, освобожденный от картонного плена, словно чуть присыпанный пудрой, радостно рванулся ей навстречу многоголосием толпы, праздно гуляющей по Елисейским полям. Запахом кофе из стаканчиков стайки студентов, примостившихся на ступеньках Сорбонны. Яркими красками картины уличного художника, всегда сидевшего на углу возле Триумфальной арки. Она знала, что в конце дня тот непременно отправится в «Оберж дю Клу», один из самых старых трактиров в районе Пигаль, в котором художники расплачивались своими картинами, вешая их на заранее приготовленный гвоздь (отсюда и название: «клу» — «гвоздь»)

Это был ее любимый город. Такой яркий и шумный, острый и пряный, романтичный и нежный.

Париж…

***

1992 г.

Университетская библиотека гудела, как растревоженный улей: шутка ли, к ним по обмену приезжает работать самый настоящий француз!

Полная одышливая Марья Константиновна из отдела литературы на иностранных языках уехала набираться опыта в библиотеку Сорбонны, а тамошнего французского библиотекаря прислали в их заштатный педагогический вуз.

Этот загадочный француз всерьез и надолго завладел умами университетских дам.

Дамы помладше, лет тридцати-сорока, горячо доказывали окружающим, что он должен быть похож на Жана Марэ или, на худой конец, на Алена Делона.

Дамы посолиднее, от шестидесяти и старше, представляли его чем — то средним между Жаном Габеном и Луи де Фюнесом.

Лишь двадцатилетней Юле не было никакого дела ни до какого француза. Через неделю закончится эта нудная обязаловка в библиотеке и впереди целое лето: жаркое и беззаботное. Забросив за спину тяжелую пшеничную косу, она аккуратно расставляла на полке бордово-красные тома Большой Советской Энциклопедии, стоя на шаткой старенькой стремянке.

Ее внимание привлек смуглый худощавый молодой человек в вельветовом пиджаке с заплатками на локтях и нелепом шарфике на шее, сосредоточенно изучавший интерьер читального зала. Из себя молодой книгочей был очень даже ничего, но уж больно тощий и смотрел больше не в книгу, а на Юлю.

— Антуан Дювивье, — раздалось где-то снизу.

— Простите, что? — Юля еле удержалась на хлипкой библиотечной лесенке.

— Меня зовут Антуан Дювивье, — поминутно сверяясь с разговорником, медленно и старательно, чуть ли не по слогам, произнес давешний молодой человек в шарфике.

— Очень приятно, Юлия Колосова, — растерянно пробормотала Юля.

Пауза, воцарившаяся после того, когда все поняли, что это и есть «тот самый француз», была поистине ревизоровской.

Их роман развивался стремительно.

Они гуляли по небольшому провинциальному городку, ели мороженое в кафе, ходили в кино, то есть, проделывали все то, что полагается делать в таких случаях влюбленным. Единственное, что омрачало их беззаботное существование — скорый отъезд Антуана. Но тот клятвенно пообещал сразу же после приезда готовить приглашение на въезд для Юли.

Она не пришла на старенький железнодорожный вокзал провожать его. Просто потому, что была не в силах смотреть, как от перрона, медленно ускоряясь, отходит его поезд.

И потянулись долгие томительные дни, полные тоскливого ожидания. Юля ежевечерне бегала на почту, справляясь, нет ли для нее чего-нибудь. Потом решила тратить время более плодотворно, начав учить французский язык.

Продираясь сквозь дебри французской грамматики, она уже жалела, что затеяла всю эту авантюру. Но ведь не будешь же вечно разговаривать с любимым человеком, используя русско-французский разговорник. Изучая французские числительные, Юля испытала неимоверное желание пойти и убиться о стену. Дойдя до артиклей, неопределенного и определенного, она уже передумала убиваться о стену и решила подыскать подходящее дерево, чтобы на нем повеситься. Ее мозг наотрез отказывался понимать тот факт, что «Его/ее книга» это son livre. Потому что «книга» во французском языке мужского рода.

И вот, наконец, заветный вызов-приглашение во Францию на руках, все необходимые документы переданы в ОВИР,