— небольшим по размеру охотником и крупной добычей. Сокол умело преследовал — он ввинчивался вверх по широкой дуге и вскоре занял выгодное положение над дрофой. Затем с врождённым чувством принял нужный угол атаки — собрав крылья и втянув голову, устремился в свободное падение… Сближение с жертвой и — удар…

В воздухе разлетелись светлые перья… Дрофа резко качнулась, но не оставила полёта; выправилась и вновь продолжала стремиться в высь. Манёвр не обескуражил пернатого охотника: он набрал нужную высоту и оттуда стремительно и красиво ударил во второй раз…

Дрофа безжизненным комом тяжело свалилась на землю, а сокол тут же присел на ещё живую птицу, торопясь ухватить клювом за шею.

Люди, следившие за "воздушным сражением", разразились восторженными криками и поспешили к месту смертельной развязки. Зенобия принимала поздравления. Оставаясь внешне спокойной, даже равнодушной, в душе испытывала бешеный восторг. Она была счастлива, и благодарна любимому соколу.

Охота продолжалась. Проводник выслеживал других дроф, определяя по отпечаткам лап и помёту лёжку, где они отдыхали. Вот он остановился, размял пальцами кусочек помета и уверенно заявил:

— Она где-то недалеко. Спряталась.

Зенобия спросила, не удержавшись от смеха:

— Ты как определил? По дерьму?

— Да, царица. Я рассмотрел, какую траву дрофа недавно ела. А значит, нужно хорошо смотреть, где растёт эта трава. Там дрофу и обнаружим.

Так и произошло. Дрофа, крупнее, чем первая добыча, неожиданно выскочила их кустарника и попыталась спастись резвым бегством. Зенобия подбросила сокола, и он ещё в низком полете начал уверенно настигать бегущую птицу. Затем взвился ввысь и, повернув к земле, резко атаковал, стараясь сильными лапами ухватить за голову или шею. Однако дрофа оказала отчаянное сопротивление, умело отражая натиск сокола мощными ударами крыльев. Скоро люди заметили, что охотник, заметно уступавший добыче в размерах, вдруг приземлился рядом с дрофой. Возможно, устал, а дрофа с силой пустила в него… струю жидкого помета! Перья сокола оказались липкими, как склеенные… Дрофа воспользовалась промедлением, вскочила на лапы и резво побежала стремглав, делая зигзаги.

Охотники кинулись вслед, догнать и добить, но Зенобия крикнула:

— Пусть уходит! Дрофа заслужила моё уважение хотя бы за то, что боролась с сильнейшим противником до конца.

***

К вечеру усталые и довольные охотники возвратились в Пальмиру. День завершился на славу: добыли десяток зайцев и четыре дрофы. Правда, царица расстроилась из-за потери одного балобана. Отпущенный для атаки на дрофу сокол с первого раза не смог одолеть её, а потом взмыл высоко и уже не вернулся. Наверное, устыдился промаха…

В ЛАБИРИНТЕ РОДОСЛОВНОЙ

Вечером того же дня безумно уставшая и довольная царица узнала, что советник Лонгин вернулся из Рима. Отсутствовал он почти три месяца, из которых половина ушла на ожидание императора из Галлии и ответного письма. Царица послала за ним слугу и занялась приведением себя в порядок после охоты.

После учтивого приветствия советник протянул пергаментный свиток с цветной печатью.

— Послание Аврелиана, царица.

— Ты знаешь содержание? — спросила Зенобия, придав безразличный тон.

— Император говорил со мной обо всём, только не об этом, царица.

— Хорошо. Посмотрю позже.

Зенобия произнесла эти слова с усмешкой и небрежно бросила свиток на круглый мраморный столик. Удобно разместилась в кресле с высокой полукруглой спинкой и подлокотниками в виде грифонов, поставила ноги на скамеечку, скабеллу, и показала рукой на табурет без спинки, седлу, с точеными ножками и плоским мягким сиденьем. Советник понял, что царица предлагает поговорить неспешно.

— Ты долго отсутствовал. Что можешь рассказать?

— Многое, царица! Я провёл время не в праздном путешествии, а с пользой. Говорю так, поскольку занимался поиском истины, тебе не безразличной.

Зенобия удивлённо подняла брови.

— Заговорил не как советник, а как философ. Не томи, какую истину искал в потёмках мироздания? — Она усмехнулась. — Хотя о какой истине пойдёт речь? Ты же сам учил, что у каждого человека своё представление о ней. Настоящую истину никогда не представишь даже речью философа, потому что слова только её исказят.

Лонгин замахал руками.

— Сейчас я не об этом! Вначале позволь задать несколько вопросов о твоей семье.

Зенобия задумалась, но молчаливо согласилась.

— Ты можешь вспомнить, кого твои родители называли своими предками?

— Мать говорила, что родилась в Эмесе.

— У неё были какие-нибудь воспоминания о Египте?

— Иногда она рассказывала о Египте. Совсем немного. Говорила по-египетски и меня учила. Кстати, язык египтян мне давался нетрудно, я будто когда-то говорила на нём, забыла и потом вспоминала.

Зенобия настороженно посмотрела в лицо советника, ожидая объяснений. Неожиданно он с облегчением вздохнул и произнёс, придав словам некую торжественность:

— Царица, вот теперь могу раскрыть тайну, чем занимался с того дня, когда ты заняла престол Пальмиры. Ведь для каждой царствующей особы не безразличны родословные корни. Сегодня подвожу черту под своими изысканиями в твоей генеалогии.

Зенобия внезапно разволновалась. Прежде у неё возникало предчувствие в отношении семейных корней, поделиться которым она ни с кем не осмеливалась. Советник продолжил возвышенным тоном:

— Каждый грек и римлянин чтит своих домашних гениев, душ собственных предков, превратившихся в добрых духов, охраняющих потомков семьи. У всех богов есть своя генеалогия, кто от кого родился и каких детей они оставили. Многие правители Греции и Рима вели происхождение от легендарных героев и богов Олимпа. Достаточно вспомнить македонского царя Александра Великого, для которого отцом был сам Зевс.

— Ты прав, философ — цари обязаны иметь особую родословную, отличную от обычных людей. Особенно, если власть над подданными даётся от бога. Ты хочешь сказать об этом?

— Да, моя царица! Кто не интересуется собственными предками, тот лишается их помощи и поддержки — силы, которая порой спасает жизни! Но просто знать о своих предках мало. Нужно знать подлинную историю семьи, представляющую великую силу для исполнения твоих деяний в настоящем.

— В таком случае говори, что тебе известно.

— Если у твоих предков имелись великие достоинства, они непременно проявятся у тебя, царица. Ты ощутишь их в себе без посторонней помощи. В тебе проснётся желание вершить великие дела, как совершали твои предки. Это проявится во что бы то ни стало. Но тогда на тебя будет возложена особая ответственность, ибо за твои поступки уже отвечать будут твои потомки.

— Говори, что хотел! — в нетерпении затребовала Зенобия.

— Представь для себя большое живое дерево с зелёными листьями на ветвях. Листья — это ты и твой сын, а ветви — твои родители и близкие родственники как со стороны отца, так и матери. Помимо ветвей и листьев дерево имеет ствол, и чем он прочнее, тем жизненнее крона дерева. Но дерево удерживается в