– О, разумеется, обслуживание по месту жительства.

После ухода мэра вулкан добавил со смесью лавы и презрения:

– Самые ненасытные люди из тех, с кем я заключал договор на поставку. Больше не получат ни единого камешка!

Он притушил огонь и через шесть недель остыл, словно забытый пудинг. Видели бы вы, как перемещались валуны, когда люди принялись ворошить поверхность склона!

Когда у вас все имеется в достаточном количестве, докажите это, попросив о большем. Вы ничего не получите.

– Я питаю к тебе чувство глубокой дружбы, – сказал тигр леопарду. – И почему бы нет? Разве мы оба не принадлежим к великому семейству кошачьих?

– Верно, – ответил леопард, занятый безнадежными попытками изменить свои пятна, – а поскольку мы уничтожили все съедобное в охотничьих угодьях друг друга, то у нас нет поводов для ссор. Ты хороший парень; давай обнимемся!

И они обнялись с большой сердечностью. Наблюдавшая за ними обезьяна взобралась на дерево и там разразилась следующей мудрой речью:

– Нет ничего более трогательного, чем выражение обоюдной приязни между животными, о которых часто говорят, будто они ненавидят друг друга. Это делает краткие периоды мира почти терпимыми для обеих сторон. Трудность состоит в том, что у этих родственников столько прекрасных причин жить в мире, что у них не хватает времени вспомнить их все до начала очередной ссоры.

Дятел проделал множество отверстий в стволе мертвого дерева; малиновка спросила его, зачем они нужны.

– На данный момент, на заре науки, – ответил дятел, – я совершенно не в состоянии это объяснить. Некоторые натуралисты утверждают, что я прячу в этих отверстиях желуди, другие считают, что я добываю из них червяков. Некоторое время я пытался примирить эти две теории, но червяки съели мои желуди, а потом отказались вылезать. С тех пор я предоставил науке самой решать свои задачи и занялся отверстиями. Надеюсь, окончательное решение окажется в мою пользу, потому что в гнезде у меня есть несколько готовых отверстий, которые я мигом могу вколотить в любое подходящее дерево. Может быть, мне удалось бы внедрить несколько штук и в головы ученых.

– Не-е-т, – задумчиво сказала малиновка, – думаю, это невозможно. Готовое отверстие – это идея; вряд ли она туда попадет.

МОРАЛЬ: Ее можно загнать туда с помощью парового молота.

– Ты пойдешь на танцы? – спросил щеголь-сверчок у трудолюбивого жука.

– Нет, – грустно ответил тот, – мне нужно как следует пошевеливать лапками.

– Черт меня подери, если я понимаю, в чем тут разница, – растягивая слова, сказал противный сверчок, натянув на голову шелковый цилиндр, – а ведь я всю жизнь провел в обществе. Однако почему меня не пригласили ни танцевать, ни шевелить лапками?

Теперь его пригласили заняться вторым.

– Плохо, очень плохо, – сказал молодой абиссинец зевающему гиппопотаму.

– Что именно «очень плохо»? – спросил его бегемот. – Что это с тобой?

– О, я-то никогда не жалуюсь. Я просто подумал о скаредности природы, создавшей такое большое животное и не давшей ему рта.

– Хм, хм, еще хуже то, – задумчиво сказал бегемот, – что она создала такого умника, как ты, и не дала ему уместных возможностей продемонстрировать свой ум.

Через мгновение раздался треск раздавленных костей, произошло излияние животных жидкостей, исчезли две черные ступни – словом, неосторожный бегемот смертельно отравился.

Перед подачей пунша из виски края бокала следует натереть ломтиком лимона – таким образом можно избежать многих несчастий.

Лосось предпринимал напрасные попытки прыгнуть вверх по водопаду. После нескольких тысяч прыжков он так утомился, что стал меньше прыгать и больше думать. Внезапно в уме лосося возник очевидный метод преодоления этой трудности.

– Странно, – заговорил он, насколько это было возможно в воде, – очень странно, что я не подумал об этом раньше. Я обойду водопад и прыгну вниз.

Лосось вылез на берег и, обойдя водопад, обнаружил, что прыгать вниз очень легко. После этого каждый раз, когда он плыл против течения, чтобы быть пойманным, он применял этот план. Говорят, он считал, что цену на лосося можно снизить до совершенно номинальной цифры, если бы столь многие не выматывались бы прежде, чем доберутся до мест с хорошей рыбалкой.

– Сын осла, – прокричала высокомерная кобыла мулу, оскорбившему ее тем, что он выразил свое мнение, – должен культивировать в себе простое изящество интеллектуальной скромности.

– Верно, – последовал робкий ответ, – я не могу похвастаться прославленными предками, но по крайней мере, мне никогда не придется краснеть за своих потомков. Вон тот жеребенок-мул такой же порядочный сын, как и…

– Вон тот жеребенок-мул? – перебила кобыла, глядя на мула с неописуемым презрением. – Это мой жеребенок!

– Супруга осла и мать мулов, – спокойно ответил ее собеседник, – должна культивировать в себе простое как-его-там интеллектуальной как-бишь-ее.

Кобыла пробормотала что-то о необходимости пойти в магазин, набросила уздечку и пошла за кэбом.

– Эй! Эй! – пропищал поросенок, погнавшись за курицей, которая только что покинула гнездо. – Послушайте, мэм, вы тут кое-что уронили. Похоже, это ценная штука, и я вам ее принес.

С этими словами поросенок положил к ее ногам теплое яйцо.

– Ах ты надоедливый бочонок сала! – закудахтала неблагодарная птица. – Немедленно неси яйцо обратно, иначе я буду сидеть на тебе до тех пор, пока с тебя не снимут шкуру!

МОРАЛЬ: Добродетель – сама себе награда.

Крестьянин собирался съесть яблоко, когда к нему обратилась стайка хитрых и жадных птиц.

– Хорошее яблоко, – заметила одна птица, критически осмотрев плод. – Не хочу говорить о нем плохо – я бы ни за что не стала говорить плохо ни о каких плодах, но, глядя на яблоки этого сорта, я всегда вспоминаю о своем отравленном птенце! Ах! Такая розовая округлость – и такая гниль внутри!

– Именно так, – закивала другая птица. – А ты помнишь моего доброго отца, умершего в этом саду? Странно, что под такой прекрасной наружностью скрывается такая гадкая сердцевина!

Тут подлетела еще одна птица.

– Я прилетела со всей поспешностью, – сказала она, – чтобы предупредить тебя насчет этого фрукта. Моя покойная и оплакиваемая мной жена съела немного с того же дерева. Увы! Услада для глаз – и такой яд внутри!