– Ах! – прощебетал шепелявый любовник. – Но ведь все это просто прекрасно лишь в обществе любимого!

И обвив хвостом ветку дерева, он качнулся вверх, и у него случилась судорога.

– Жизнь – это vita! – нравоучительно проворчал ученый, на минуту перестав жевать халдейский корень.

– Это чертополох! – крикнул воин. – Очень вкусная штука!

– Жизнь, друзья мои, – проскрипел из дупла философ, прикрыв веками глаза, похожие на кошачьи, – это болезнь, а мы все – ее симптомы.

– Фу! – сказал врач, разворачивая хвост и тряся погремушкой на его кончике. – Как же получается, что, когда мы убираем симптомы, болезнь исчезает?

– Хотел бы я это знать, – задумчиво ответил философ, – но подозреваю, что в большинстве случаев воспаление никуда не девается и лишь усиливается.

Делайте собственные выводы о морали притчи – каждый в меру своего разумения.

Глупый мальчишка бросил камень в сторону греющейся на солнце ящерицы; та отбросила хвост, и он отлетел в сторону. Одно из свойств ее хвоста – покидать тело при малейшем намеке на опасность.

– Опять начинается эта надоевшая история! – раздраженно сказала ящерица. – У меня никогда в жизни не было подобного хвоста! Его привычка покидать меня без достаточных на то оснований разрывает мне душу! Так, – продолжала она, пятясь к сбежавшей части своего тела, – может быть, ты будешь так добр и воссоединишься с родительским организмом?

Не успели тело и хвост срастись, как проходивший мимо астроном походя заметил своему другу, что он только что увидел комету. Решив, что ему грозит опасность, пугливый орган вновь отпрыгнул и упал прямо перед воробьем. На этом его карьера закончилась.

Иногда мы сбегаем от воображаемой опасности лишь для того, чтобы обнаружить настоящего гонителя, который выставляет нам счет.

Шакал, неутомимо и старательно гонявшийся весь день за оленем, уже почти схватил его, когда землетрясение, как раз проводившее инженерные работы в этом районе, создало глубокую трещину между ним и его жертвой.

– А вот это, – сказал шакал, – явное вмешательство в законы природы. Но если мы будем терпимо относиться к чудесам, прогрессу настанет конец.

Сказав это, он попытался преодолеть разлом в два прыжка. Его судьба могла бы послужить впечатляющим предупреждением, если бы ее можно было точно установить; однако земля тут же снова сомкнулась, так что поиски морали зашли в тупик.

– Ах, – вздохнул трехногий табурет, – будь у меня четыре ножки, я был бы счастлив весь день, а 21 июня стало бы очень счастливым днем для табурета.

– Ха! Взгляни на меня, – сказала поганка, – погляди на мои лишения, которые значительно превосходят твои, и будь доволен своей относительно счастливой участью.

– Не понимаю, – ответил табурет, – как лицезрение несчастного одноногого может утешить убогого трехногого.

– Не понимаешь? – усмехнулась поганка. – То есть ты хочешь бросить вызов всем моралистам и философам?

– Если только меня побудит к этому какой-нибудь благодетель своего народа.

– Хм! Думаю, мой дорогой, на эту роль отлично подойдет парс Замбри.

Последняя притча гласит, что это так и есть.

ГЛУПЕЦ: У меня есть к тебе вопрос.

ФИЛОСОФ: У меня самого есть к себе множество вопросов. Ты когда-нибудь слышал, что глупец может задать за один присест больше вопросов, чем мудрец в состоянии ответить за целую жизнь?

Г: Я слышал, что в таком случае один из них является таким же глупцом, как и второй.

Ф: Значит, нет никакой разницы между глупостью и философией?

Г: Не пытайся утешить лестью свою душу. Задача глупости – задавать вопросы, на которые нет ответа; задача философии – отвечать на них.

Ф: Восхитительный глупец!

Г: Правда? Пожалуйста, объясни мне, что значит «глупец».

Ф: Как правило, он не имеет значения.

Г: Я имею в виду…

Ф: Тогда в этом случае он имеет значение.

Г: Я готов лизать твои сапоги! Но что обозначал словом «глупец» Соломон? Вот что я имею в виду.

Ф: Тогда давай поздравим Соломона с тем, что ваши с ним взгляды совпадают. Однако я разгадал твой умысел: Соломон подразумевает безнравственного грешника, а величайший из всех видов глупости – безнравственная грешность. Ведь праведность, в конце концов, быстрее приводит к личному счастью, которое является единственной целью человека.

Г: Неужели у добродетели нет отговорок получше?

Ф: Может, и есть – философия ведь не всеведуща.

Г: Наученный, я сижу у твоих ног!

Ф: Не желая учить, я стою на голове!

* * *

ГЛУПЕЦ: Ты говоришь, что личное счастье – единственная цель человека.

ФИЛОСОФ: Так и есть.

Г: Но об этом много спорят.

Ф: В спорах много личного счастья.

Г: Сократ…

Ф: Молчи! Я терпеть не могу иностранцев.

Г: Говорят, что мудрость не имеет отечества.

Ф: В тех странах, что я повидал, – нет.

* * *

ГЛУПЕЦ: Давай вернемся к нашей теме – единственной цели человечества. Расколи-ка мне эти орешки! (1) Человек, никогда не устающий от добрых дел, ведущий жизнь, полную лишений, ради блага своих собратьев.

ФИЛОСОФ: Чувствует ли он раскаяние? Или мерзавцу это скорее нравится?

Г: (2) Тогда тот, кто, сам будучи голодным, делится хлебом с нищим.

Ф: Есть люди, предпочитающие благотворительность хлебу.

Г: А! De gustibus[23]…

Ф: Замолчи!

Г: Что ж, (3) как насчет того, кто с радостью идет на муки?

Ф: Он идет на них с радостью.

Г: И все же…

Ф: Ты когда-нибудь беседовал с хорошим человеком, который собирается лечь костьми за что-либо?

Г: Я никогда не встречал такого человека.

Ф: Несчастный ученик! Ты родился на несколько веков раньше, чем следовало.

* * *

ГЛУПЕЦ: Ты говоришь, что терпеть не можешь иностранцев. Почему?

ФИЛОСОФ: Потому что я человек.

Г: Но ведь и они люди.

Ф: Прекрасный глупец! Благодарю тебя за эту еще более уважительную причину.