Когда через минуту… две… три… они прервались, чтобы отдышаться, он прошептал:

– Значит, вот как Эйрел прекращал всю эту бетанскую дребедень?

– Ты не сильно ошибся, – прошептала она в ответ на его улыбку.

Несколько минут они искали положение поудобнее, и в результате она оказалась у него на коленях. Расшатанный стул угрожающе заскрипел под двойной нагрузкой, зато так получался нужный угол наклона для дальнейших экспериментов без риска повредить спину.

Минута проходила за минутой, и на какой-то минуте ее взгляд словно магнитом притянула застеленная койка, буквально в двух шагах. Оливер посмотрел туда же.

– Тут кровать есть, как вижу, – заметила Корделия.

– И я вижу. Первое, что заметил, когда вошли. Потому что имперскому офицеру следует быть наблюдательным.

– Может, кровать поудобней, чем этот стул? А то он уже как-то странно скрипит. Хотя кровать узковата.

– Шире днища лодки.

– Что?

– Да нет, ничего…

Как Корделия и ожидала, передислокация завершилась без происшествий, Оливер ведь опытный командир. Старая койка тоже заскрипела, когда они присели на край, но хотя бы не шаталась, норовя развалится.

Когда они снова прервались, чтобы отдышаться, Оливер признался в замешательстве:

– О, боюсь, что я давно не поддерживал форму… Может, лучше бы сначала… три свидания, или вроде того? Чтобы соблюсти приличия. Как принято. Они то и дело меняют правила. Чёртов молодняк.

Корделия прищурилась, оценивая услышанное.

– Хм… Встреча у стыковочного шлюза. Это раз. Прием в саду. Это два. И обед в офицерской столовой вдобавок. Получается, прогулка под парусом уже четвертое свидание. Так что всё как положено. Даже более чем.

– Да. Точно.

Сомнения улетучились, и он придвинулся поближе.

– И кроме того, мои дуэньи из СБ сейчас в сотне километров от нас, в Каринбурге. Часто ли такое бывает?

– Никогда не упускай тактические преимущества, – поддразнил Оливер и провел губами по ее шее.

– Прямо в точку.

Перед тем как перейти из вертикального в более выгодное горизонтальное положение, Корделия протянула руку и набрала что-то на своем комме. Оливер обеспокоенно посмотрел на нее, но она покачала головой.

– Рыков? Это Форкосиган. Я перенаправляю все входящие вызовы на твой комм. – Она ввела код на небольшом голографическом дисплее. – Слышишь?

– Да, миледи, – удивленно ответил Рыков.

– Кто угодно ниже уровня «вулканы», скажешь, у меня совещание с адмиралом Джоулом на неопределенное время, и я просила нам не мешать.

– Да, миледи. Вас понял.

Ну, еще бы не понял! Он наблюдателен, этот Рыков, как все старые оруженосцы Эйрела. Но при этом очень сдержанный, как и его братья по оружию. Может, и понадобится долгая беседа, но позже. Гораздо позже.

– Форкосиган, конец связи, – выдохнула Корделия, когда Оливер заставил ее почувствовать что-то невероятное, просто дотронувшись чуткими губами до ее уха. И поцелуй – восхитительный, как всегда.

– О, Оливер, – прошептала она чуть позже, переведя дыхание, – Мое тело считает, что лучше ничего и быть не может. Разум… не так в этом уверен.

Он провел губами по ее шее и спустился ниже.

– Бетанское голосование? Мое тело голосует заодно с твоим. Разум… ладно, назовем это: двое против одного и один воздержался.

– Просишь вето вице-королевы?

– Это в вашей власти, ваше превосходительство.

Он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо, губы тронула улыбка, но взгляд остался серьезным.

– Впрочем, если дело зайдет дальше, мне придется выйти наружу и вернуться через минуту-другую.

– Там темно в дождь. И холодно.

– В том и суть.

– И одиноко.

– И это тоже.

– Я сама себя уговариваю, не так ли?

– М-м…

– Что м-м?

– Это я тебя не перебиваю.

Она снова заставила себя улыбнуться и заявила:

– Я взрослая. Мы оба. Мы можем это сделать.

– Насколько помню, да.

Она замерла, потом прижала палец к его теплым губам.

– Нет. Не надо ничего вспоминать. Новый старт.

Он задумался на секунду, кивнул и произнес со всей решимостью:

– Здравствуй, Корделия. Меня зовут Оливер. Я бы очень хотел заняться с тобой любовью в первый раз прямо сейчас, ты согласна?

Уголки губ изогнулись в улыбке. Вот ведь дуралей, а? Это его лицо… четкий абрис скул, точеный нос, невозможная синева глаз, устремленных на нее с живым интересом. Это Оливер, в нем вся его неповторимая сущность, здесь, сейчас, в своем нынешнем возрасте, в этом месте. Где никто из них никогда не бывал прежде.

– Да, – выдохнула она, – да…

Всё происходило неловко и нелепо, как всегда, но прикосновения… как же она соскучилась по прикосновениям, и… О!

– Да… еще вот так…

– Бу-сделано, мэм, – промычал он, лаская губами ее грудь, сделавшуюся вдруг невероятно отзывчивой на прикосновения.

«И почему…

…мы продолжаем развивать эти странные формы активности только затем, чтобы менять ДНК? Или это ДНК меняет нас? Ловкая молекула. А мы взломали программу. Биологические пираты».

Его губы нашли пристанище ниже. Она издала весьма недостойный звук и сама испугалась. «Достоинству здесь делать нечего, пошло вон…»

– Эй! На корабле, адмирал…

Он поднял голову и посмотрел на нее.

– Корделия… опять не о том думаешь.

– Ничего не могу поделать, – пыхтела она. – Ты сделал всё, чтобы мои нейроны заскрежетали, сам знаешь.

Она почувствовала, что он улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он довольно. – Иногда мне это очень даже нужно.

– Могу предоставить.

– Согласен…

И еще долго им не нужны были никакие слова.

Солнце уже вынырнуло из пелены облаков и неуклонно приближалось к линии горизонта.

Наутро Оливер проснулся рано, на старой койке в обнимку с Корделией. Она уютно посапывала, прижавшись к нему. Он вдыхал теплый запах ее волос, ощущал гладкость ее кожи на подушке рядом. Ликование. Вот как это называется. – Он взволнован и немного испуган. И бесконечно рад, как это ни странно, что давно уже не тинейджер, но отрадно вдруг обнаружить под грузом лет и накопленного опыта того прежнего мальчишку с Дикого Запада.