2

– Ну что, герой-полковник, очухиваешься помаленьку? – подмигнул мне полный жизнерадостный майор средних лет, лежащий на койке по соседству.

Всего в «офицерском» тупичке санитарного вагона, отгороженном желтоватой от частых стирок простыней, лежало четверо: кроме меня и весельчака-майора – молчаливый пожилой полковник с простреленной ногой и молодой капитан с тяжелой контузией, почти все время находившийся без сознания. За неделю пути я окончательно пришел в себя: слух восстановился, шум в голове почти прошел. Помимо лечащего врача, которого за седую клинообразную бороденку прозвали «Айболит» (впрочем, специалистом, несмотря на молодость, он оказался превосходным), меня пару раз посетил местный особист. Поскольку мои документы вкупе с легендой были в полном порядке, он от меня быстро отвязался. Почти все свободное время, за исключением медицинских процедур, мы до одури играли в карты или читали – кстати, здесь оказалась довольно приличная библиотечка.

Когда до Смоленска, куда я следовал, оставались сутки пути, я направился к нашему «Айболиту» (на самом деле доктора звали Ян Карлович). Хирург занимал отдельное купе: постучавшись, я застал его в одиночестве – за утренним чаем. Военврач имел чин капитана и даже попытался встать, но я любезно усадил его на место, придержав за плечи. Потом без обиняков, стоя на пороге купе, заявил:

– Ян Карлович, я должен покинуть ваш эшелон уже завтра, в Смоленске.

Мое заявление явно повергло его в замешательство. Замахав руками, он с легким прибалтийским акцентом почти прокричал:

– Об этом не может быть даже речи! Вы недолечились, а посему обязаны следовать до конца маршрута эшелона – в Пермь! Там вас осмотрит специальная медицинская комиссия!

Честно говоря, я ожидал подобной реакции и не стал вступать с эскулапом в пустые и бесполезные дискуссии. Тем более решал не он. Я приказал срочно вызвать комиссара (он исполнял обязанности начальника эшелона) и начальника особого отдела. Через несколько минут все сидели на жестких боковых лавках «столыпинского» вагона.

– Я должен доставить с фронта и вручить лично в руки генералу Орлову из смоленского Управления «Смерша» пакет особой государственной важности, – заявил я, прикрыв дверь купе.

– Но ваше ранение, – попытался вставить доктор…

– Мое ранение абсолютно ничего не меняет! – перебил его я властным тоном. – Тем более долечиться можно и в Смоленске! Попрошу завтра к утру подготовить все необходимые документы. Вопросы есть?

Как и следовало ожидать, вопросов не было. Оба майора и капитан-военврач молча смотрели на пробегающие за окном пейзажи: связываться с полковником «Смерша» – себе дороже! Тут немцы рассчитали верно.

* * *

«Все возвращается на круги своя!» – вспомнил я библейского мудреца Экклезиаста. Как и полгода назад, я снова шагал по железнодорожным путям заснеженной станции Смоленск-1. Было темно, около семи утра, и я решил для начала посетить привокзальную комендатуру. По настоянию «Айболита» мне сделали свежую перевязку: тогда, в прусском лесу, сильно повредило осколком гранаты бровь и частично порвало левое ухо (пришлось зашивать). Так что теперь добрая половина моей физиономии была замотана свежим бинтом. В таком виде меня не то что «Смерш» – родная мать не узнает! Кроме безупречных документов я к тому же получил свежую справку о ранении из санитарного поезда. Казалось бы, все складывалось превосходно – но это меня почему-то совсем не радовало.

Наоборот. Выйдя от военного коменданта, я проследовал в полупустой холодный зал ожидания и в каком-то опустошении сел на одну из деревянных лавок.

Я и до этого не был «наивным мальчиком», по физике всегда имел твердую пятерку. Но молчаливый полковник с простреленной ногой, с которым мы вели в пути долгие беседы и который по иронии судьбы оказался преподавателем физики одного из столичных вузов, буквально перевернул мою душу!

Я, наконец, понял, о каком оружии возмездия все время вещает Геббельс – и что это за страшная «штука» – атомная бомба! Атомная бомба для Гитлера!

Что же теперь? Я должен доставить немцам дьявольские расчеты, которые помогут создать им это адское оружие? Оружие, которое может стереть с лица земли мою страну, мой народ, за будущее которого я якобы так рьяно пекусь?! Нет уж, дудки, господа! Права была мама, когда говорила: «Есть Бог на земле!» Возможно, Господь и подослал мне этого невзрачного полковника с простреленной ногой!..

Решительно поднявшись, я направился к одному из телефонов-автоматов. Набрав данный мне Дубовцевым номер, я сказал лишь одно слово: «Тетрадь».

– Где вы сейчас находитесь? – услышал я взволнованный голос дежурного офицера на том конце провода.

– На вокзале Смоленск-1, в зале ожидания.

– Оставайтесь на месте, сейчас за вами приедут!

«Ну, вот и все… – подумал я. – Кончились мои «приключения». Однако я жестоко ошибался! И тут оказалась права моя мудрая матушка: «Человек предполагает, а Господь Бог располагает!»

26 февраля, г. Смоленск

Я узнал его сразу – впрочем, как и он меня. До этого мне пришлось «поскучать» в подвальной комнате в сопровождении молоденького офицера, который представился: «Лейтенант Горохов».

Нетрудно было догадаться, что меня доставили (причем весьма быстро) в оперативно-розыскной отдел местного Смерша. Буквально через десять минут обитая железом дверь с грохотом распахнулась, и в подвал почти «влетел» дородный полковник в роскошной каракулевой папахе; сзади его сопровождал рослый и широкоплечий сержант с автоматом. Как я упомянул, мы были старыми знакомыми – это был тот самый Ковальчук, тогда еще оперуполномоченный Особого отдела, которому я всенародно «посчитал» зубы за его всевозможные подлости в январе 42-го.

– Горохов, выйдите! – властным голосом приказал он сопровождающему меня лейтенанту.

Однако парень, судя по всему, оказался не из «робкого десятка». Стоя по стойке «смирно», он твердо отчеканил:

– Генерал Громов приказал до его прибытия к задержанному никого не допускать. Ему уже доложили: вместе с полковником Горобцом генерал прибудет из Энска минут через сорок!

Ковальчук побагровел, сорвавшись на крик:

– Вам приказывает парторг Управления! Вас что, Горохов, вывести с автоматчиком?!

Лейтенант побледнел, но приказу подчинился – при этом заметил:

– Я буду вынужден подать генералу соответствующий рапорт…

– Вон отсюда! – перебил лейтенанта Ковальчук.

Молодой офицер был вынужден подчиниться, и я услышал в коридоре его быстро удаляющиеся шаги.

«Все такая же сволочь, – подумал я о хамоватом полковнике. – Ничему тебя война не научила!..»

Между тем Ковальчук, плотоядно усмехнувшись, «переключился» на меня: