Окинув Фролова суровым взглядом, генерал решительно подошел к окну, выходящему во внутренний двор здания.

– А что это там у нас навалено? – спросил он по-хозяйски, указывая на сложенные под навесом мешки.

– Кофе, ваше высокопревосходительство, – доложил полковник, – тридцать пять мешков, изъятых у купца Чуджака за попытку путем скупки повысить на него цену. Прикажете передать в ведение Красного Креста?

– Нет, – нервно зашевелил черными как смоль усами Скалой, – снести в подвал. А бочки и медные котлы накрыть брезентом.

– Это не брезент, ваше высокопревосходительство, а ковры из замка графа Стадницкого из деревни Крысовицы.

– Ну так снести их тоже в подвал, черт бы вас побрал! – еще сильнее занервничал генерал. – Займись немедленно этим и подготовь мне наши отчеты по расходованию штрафных сумм. Я сейчас отъеду по делам в город.

– А как же бани, Алексей Александрович? – удивился помощник. – Все четверо, как вы приказали, доставлены…

Действительно, вспомнил Скалой, он и в самом деле распорядился доставить к нему содержателей городских торговых бань, чтобы выполнить задание губернатора, поставленное перед ним и комендантом города: обеспечить мытьем нижних чинов гарнизона. Отдавать инициативу коменданту в этом вопросе было никак нельзя, ведь речь шла о возможности распоряжаться выделенными на бани средствами на депозите в местном казначействе.

– Давай их ко мне, – направился он к двери, на ходу расстегивая шинель.

Четыре господина робко вошли в кабинет градоначальника, тихо поздоровались и выжидательно стали у двери, теребя в руках головные уборы.

– Позови переводчика, – не обратив внимания на их приветствие, буркнул генерал Фролову.

– Пан градоначальник, нет никакой необходимости, – отозвался один из вошедших, – мы хорошо понимаем по-русски.

Остальные согласно закивали.

– Баня на Котлярской, шесть, содержатель Мендель Вайсельс, – начал зачитывать список Фролов.

– К услугам паньства, – приложив руку к груди, поклонился один.

– Баня на Хоронщизна[89], двадцать, Юзеф Данилович.

– То есть моя, проше пана, – заискивающе заулыбался второй.

– Баня на Шпитальной, десять, Карл Хистов.

– Их бин![90]– очевидно, с испугу на немецком, заикаясь, представился третий.

– И наконец, на Жолкевской, сорок, Адам Рыбичко.

– Ездем![91]– быстро произнес четвертый, испуганно пряча за спиной потертый саквояж.

– Наша комиссия произвела осмотр бань, – начал генерал, – и пришла к выводу, что они в целом пригодны для мытья солдат гарнизона.

Это заявление не вызвало у посетителей особого восторга. На их лицах по-прежнему сохранялось выражение настороженности и ожидания какой-то ужасной гадости, случившейся в их жизни. Причем трое из них мучительно сожалели, что не последовали примеру своего четвертого коллеги Рыбичко и не взяли с собой вещи.

– Ну что ж, – смерив их надменно-оценивающим взглядом, продолжил генерал, – вы удостоились большого доверия и, я бы сказал, чести: выполнить важную миссию для наших войск.

Облегчение, отразившееся на лицах содержателей бань, быстро исчезло, когда последовало продолжение:

– Запуск нижних чинов в бани будет производиться за пять копеек с человека. На каждую очередь полагается один час пятнадцать минут, причем в бане на Котлярской может мыться одновременно сорок человек.

Озвученные условия «выполнения важной миссии» для содержателей были равносильны конфискации их недвижимости.

В крайней растерянности они недоуменно переглядывались между собой. О том, что русские хотят задействовать их бани для нужд армии, они уже прослышали. По их ходатайству президиум магистрата даже предложил новой администрации таксу для мытья солдат в пятнадцать копеек при существующих двадцати копейках для гражданских лиц. Между собой они договорились уступить в крайнем случае еще одну-две копейки. Но объявленные генералом пять копеек!..

– Пан градоначальник, – не выдержал владелец бани на Котлярской, – to jest cialkem nemozliwie…[92]то есть я имел сказать, что это есть большой убыток…

– Молчать! – рявкнул Скалой, грозно насупив брови.

Все четверо невольно попятились, втянув голову в плечи.

– Вы забываете, что сейчас война, а вам предоставляется возможность иметь гарантированный постоянный доход из российской казны. А вы думаете о сверхприбылях?

– Для вашего сведения, – вмешался Фролов, – Министерством внутренних дел России утверждена такса за запуск в баню нижних чинов в городах Европейской России: от одной до пяти копеек с человека.

– Вот видите, – подхватил Скалой, – пять копеек, а не одна! Вы не цените проявленную к вам благосклонность…

– Но где же взять столько денег для растопки котлов? – отчаянно заметил содержатель бани на Жолкевской.

– Дрова и уголь вам будут отпускаться по казенным ценам, – успокоил его помощник. – Вы, пан Рыбичко, лучше потрудитесь быстрее привести свою баню в соответствие с санитарными нормами.

– Итак, Панове, – с заметным нетерпением подвел итог Скалой, снова надевая шинель, – при отсутствии добровольного согласия нам придется принять другие меры, уже принудительного характера, что едва ли в ваших интересах.

И, не дожидаясь дальнейших возражений, генерал бросил помощнику:

– Дай им бумагу для заявлений.

Уже в дверях он обернулся и, подняв вверх указательный палец, произнес:

– Пять копеек! Включая стирку белья!

На улице генерала ждал роскошный седан, обитый внутри малиновым шелком. Блестели начищенные фары и радиатор. На дверцах экипажа виднелись следы содранного австрийского герба. Кроме автомобиля, в его распоряжении было еще ландо[93]на резиновом ходу с кожаной обивкой и двумя лошадьми в английской упряжке, которое он использовал в особых случаях.

Монументальное здание Дирекции железных дорог Галиции на Мицкевича[94], восемнадцать было построено и торжественно открыто буквально накануне войны. Сейчас здесь располагалось российское Управление Галицийских железных дорог. Чтобы добраться до него, градоначальнику достаточно было объехать Иезуитский парк.

В ходе осеннего наступления у австрийцев было захвачено более ста паровозов и свыше четырех тысяч вагонов. Около двух тысяч верст железнодорожных путей оказались в рабочем состоянии. Поэтому снабжение российских войск на этом фронте, а также вывоз в тыл раненых и пленных в первые месяцы войны производились более или менее успешно. Однако уже в Западной Галиции противник разрушал за собой железнодорожную инфраструктуру и не оставлял технику. Снабжение армий, особенно в районе Карпат, резко ухудшилось. Чтобы увеличить пропускную способность галицийских дорог, военный инженер управления начальника военных сообщений фронта генерал-майор Фельдт предложил соединить Львов с Россией широкой колеей магистрального типа, перебросить в Галицию из Варшавы сто семьдесят пять паровозов и семь тысяч вагонов, а также приобрести двести паровозов в Румынии. Но в Ставке Верховного главнокомандующего, из-за общей нестабильности на фронтах, не решались на такие радикальные меры, поэтому ограничились лишь перешивкой путей на отдельных участках.