– Странно как-то вы работаете.

– А вот на этот случай существуют меры прокурорского реагирования. Если гражданин имеет вопросы по сути и качеству нашей работы…

– А чего ты ржешь? – спросил, входя, Молодой. – Я теперь прокурор. Зря, что ли, на его месте сижу?

Следственный комитет с уважением смотрел, как Иван Иванович потирает засос на шее. Я заметил, что все они были не так чтобы молоды: Вилли к пятидесяти, Борзому – к сорока, прочим за тридцать. Всем им было присуще довольно странное выражение лица, нечто среднее между независимостью и безнаказанностью.

– У вас что, каждый день кого-то приходуют?

– А это мы форс выдерживаем, – сказал Борзой. – Храбримся. В Автово убийств лет шесть не было, с тех пор как…

Он посмотрел на меня и замолчал.

– С тех пор как что? – спросил я.

– Как разноглазого не стало, – ответил неприятно худой тип с жёлтым и жёлчным лицом. – Разноглазого нет – и убийств нет. И снайперы получше целятся, и пьяный гаврик не топором дружка ударит, а хотя бы поленом. Знают, что помощь не придёт, вот и не скоромятся. Стоило тебе появиться – началось, пожалуйста. – Он посмотрел на Вилли. – Шевелиться-то будем?

– Будем, – согласился Вилли с тяжёлым вздохом и при этом оставаясь сидеть. – Уж до чего не хочется, но будем. Место совершения преступного деяния никуда, в отличие от преступника, не сбежало. Придётся ехать осматривать. Что там снаволи, снег идёт?

– Идёт, – сказал я.

– Ладно. – Он покрепче надвинул на лоб шляпу и прислушался к ищущим Молодого голосам в коридоре. – Какие у тебя бойцы беспокойные.

– Просто я популярен.

– Ладно. Банкуй. – Наконец-то Вилли поднялся на ноги, не спеша, впрочем, продолжить движение. – Убываю для проведения расследования. С вашей санкции, прокурор.

– Мы с тобой.

С Вилли поехал желтолицый тип по имени Сохлый, с Молодым – близнецы и я. Следователи рассекали на видавшем виды чёрном джипе, неудобном, с очень высокой посадкой, но оказавшемся вместительным и исправным. По дороге Вилли развлекал сидевшего за рулём Сохлого перечислением ждущих его следственных действий. («Осмотр местности, осмотр помещения, освидетельствование, назначение экспертизы, допрос очевидцев. И всё это, душа моя, в установленные законом сроки».) Близнецы развлекали себя, пялясь по сторонам.

Молодой же если и развлекался какими-то тайными мыслями, то с закрытыми ртом и глазами.

Мы приехали действительно на склад, только это был склад косарей: сухое, хорошо отапливаемое помещение для продукции плантаций. На пороге топтался мужик с красной повязкой народного дружинника на рукаве тёплой куртки. Именно на дружинников в Автово была переложена низовая милицейская работа. Справлялись они с ней не лучше и не хуже обычных ментов.

– Внутри лежит, – с облегчением сказал дружинник. – Голова проломлена. Я пойду?

– Пойдёшь, – сказал Вилли добродушно, – но не просто так, а за транспортом. И свидетеля мне предъяви.

– Так нет свидетелей.

– А кто тело обнаружил?

Тело обнаружили делавшие обход дружинники. Выставив пост и послав гонца в Следственный комитет, они сочли свою миссию исполненной и разбежались сеять слухи и панику.

– Ну что ж, взойдём.

Сразу отмечу, что штаны на жертве были, даже и застёгнутые. Всё бы выглядело опрятно, если б не развороченная ударом невероятной силы голова. Рядом с телом валялась кочерга, заляпанная «фрагментами биологических веществ», как написали в протоколе.

– Нехорошо, если это косарские разборки, – заметил Вилли. – А кочерга здесь откуда?

– С собой принёс, – сказал Молодой. Он осматривался равнодушно, но очень, очень внимательно.

– Зачем ему тащить на склад кочергу? – спросил Сохлый.

– Зачем ему вообще было ночью на склад тащиться? – отозвался Вилли. – Ах ты ж горе… Первое за столько лет убийство, и сразу политическое.

– Да ладно, – сказал Молодой, – Наполеоны. Какая у вас может быть политика? Склады друг у друга отнимать?

Я тем временем шарился по складу в безуспешных поисках сахара.

– Ну что, нет? – спросил Молодой. – В карманах посмотри.

– Ага. Или уж прямо в мозгу. Только если он там и был, то растаял.

– У вас, гляжу, свои соображения, – сказал Вилли задумчиво. – Только вряд ли поделитесь. А как чистенько-то… Каждая пылинка на своём месте, включая орудие убийства. Вот воры почему-то всегда оставляют дверцы шкафов открытыми.

– А всё, что было в шкафах, – на полу, – добавил Сохлый.

– Точно. Или взять разбойное нападение: распотрошат всего-то сумку, а раскидано будто взрывом, пудреница в двадцати метрах от паспорта. Или драка с телесными: там и в соседнем квартале следы найти можно… Ты чего маешься, душа моя? Вот садись на мешок, сейчас протокол писать будем. Планшетку не забыл? С бумагами закончим и приступим. Есть у меня один швычок на примете…

– Вилли! – сказал Сохлый, раздражаясь. Он устроился на мешке с коноплей и положил планшет на колени, но не стал вынимать ни бланки, ни ручку. – Ну зачем его искать, со швычками разговаривать? Когда он рано или поздно сам найдётся. – И Сохлый ткнул пальцем в меня.

– Я, между прочим, связан врачебной тайной. Имею право молчать.

– Да и молчи хоть лопни. Мы за тобой слежку установим. Как только нарисуется клиент…

– Нет, – сказал Вилли.

– Но это разумно.

– Разумное, увы, входит в противоречие с процессуальным. Тебе всё равно понадобится совокупность собранных по делу доказательств.

– Да зачем? Признание вины – царица доказательств.

– А если клиент не признает?

Сохлый в ответ злодейски ухмыльнулся и провёл пальцем поперёк шеи.

– Ты меня знаешь, – мирно сказал Вилли, – я этих методов не признаю. По-моему, если не можешь победить человека превосходящей силой ума, так не-хер вообще к нему вязаться.

– Борзой бы сказал, что ты исполнен буржуазных предрассудков.

– Не знаю, насколько они буржуазные, но предрассудки определённо.

– Надо избавляться.

– Да с какой стати? Давай пиши. «Осмотр производится в дневное время, в помещении склада номер —»

– А что насчёт продукта? Изымаем?

– Господь с тобой, куда нам столько. Пару мешков возьми на экспертизу, и хватит.

Глаза стоявшего рядом Молодого сузились, как будто он впервые осознал, что в общей войне можно нажиться и лично.

– Не надо изымать. Мы конфискуем. Братовья!

– Вот они, люди, которые грозят нашему терпению новыми бедами, – возгласил Вилли, меланхолично покачивая головой. – А кто мне даст бумажку в руки, чтобы к делу подшить? Или я хозяину расскажу, что на словах постановление о конфискации получил?