Герман оторвал пальцы от клавиш и уронил руки на колени. Все, композитор? Пора на покой? Как же, ведь у него гостит девушка, которой надо выспаться. А то, что ему хочется играть, он чувствует в себе силы сочинять, эта непонятная Лена, возможно, своим появлением все испортила, – как к этому отнестись?

Терпение его иссякло.

– Нам надо с тобой поговорить, наконец, – сказал он, со стуком опуская крышку рояля на клавиатуру.

Лена молча кивнула. Решительно прошла в комнату и со вздохом опустилась в глубокое кресло. Откинула волосы с лица, намотала их на кисть руки и пожала плечами:

– Хорошо. Я готова.

15

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Это же ты решил со мной поговорить. О чем?

– Ну, начать хотя бы с того, что ты, человек, обратившийся ко мне с просьбой защитить тебя, лгала мне с самого начала.

– Ну и что? Все лгут. И моя ложь была еще не самой отвратительной. Главное, что ты понял это.

– Но зачем тебе все это понадобилось?! Чтобы испугать меня? Какой во всем этом смысл?

– Я долго думала о том, как попасть сюда, к тебе. – Она говорила спокойно, и даже казалось, что ей скучно повторять все то, что она давно уже, вероятно, мысленно ему рассказала. – Ты – человек неординарный, к тебе просто так не подойдешь. Требовался некий шок, чтобы вывести тебя из состояния равновесия, испугать и вместе с тем вызвать твою жалость. Судя по твоей музыке, ты должен был оказаться человеком чувствительным, жалостливым и очень доверчивым. Появиться в твоей машине и просто сказать, что я – убийца, было бы недостаточно. Следовало придумать такую историю, где бы я выглядела жертвой. Но мне даже придумывать ничего не пришлось. Обстоятельства моей жизни складывались таким образом, что несколько человек из моего непосредственного окружения поплатились жизнью за свою глупость. Первая – Нина Вощинина. Все, что я рассказала тебе, – чистая правда. И если ты захочешь узнать, была ли на самом деле такая девушка и что с нею стало, то тебе скажут, что она на самом деле выбросилась из окна после того, как ее муж отдал ее «попользоваться» своему другу.

– А что ты скажешь про Маргариту Вощинину? Ее же в природе не существует!

– Ну и что? Зато существовала Маргарита Сомова, мачеха другой моей знакомой, Лены Сомовой, моей тезки.

– Значит, тебя зовут Лена?

– Да. Самое обыкновенное имя.

– И что случилось с твоей тезкой?

– Мачеха Лены с помощью своего любовника, Романа, отравила ее, перед этим предварительно подделав документы и подкупив нотариуса. Там была сложная схема, но все должно было выйти так, что после смерти Лены вся ее недвижимость – а это квартиры в центральных районах Москвы – досталась бы по завещанию ее мачехе.

– Так кто же убил эту авантюристку, я имею в виду мачеху?

– Думаю, это сделал сожитель Маргариты Сомовой. Скорее всего, на тот момент он уже стал ее законным мужем. Таким образом, все, что добыла кровавым путем его возлюбленная, а потом и жена, – по закону осталось ему. Убийство на убийстве! – Она усмехнулась. – Я так давно не курила! Ты не возражаешь, если я все же закурю?

– Кури, – развел руками Герман. Так, думал он, через минуту я все узнаю, и после этого можно будет с ней расстаться. Навсегда. Главное – узнать ее условия. Неужели сейчас выяснится главное – зачем ей понадобился именно он, Герман!

Она легко поднялась, сходила в спальню за сигаретами, вернулась, затем, подняв указательный палец, метнулась к двери, ведущей в кухню, и принесла оттуда большую хрустальную пепельницу. Закурила. С наслаждением, с жадностью, как истинный курильщик.

Герман пока еще не понял, начинать ли ему радоваться тому обстоятельству, что она все же не убийца, а просто обманщица и авантюристка (вроде Маргариты Сомовой, о которой она отзывается так презрительно), ведь он не знал еще, зачем она здесь вообще появилась! И все равно слабое чувство облегчения у него возникло. А еще – стыдно было признаться себе, что его просто распирает необъятное чувство любопытства. Он снова обратился в слух.

– Брат – наркоман, – подсказал он ей.

– Да-да. Я помню. Ну, не брат он был мне! И что? Но я очень хорошо знаю эту семью. И знаю, что если бы сестра не помогла ему уйти на тот свет, то ее самой бы уже не было в живых.

– И как же она помогла ему?

– Я рассказывала тебе – сестра вкатила ему лошадиную дозу героина. Чистейшего. Дорогущего.

– Это она сама тебе рассказала?

– Неважно. Ты все равно никогда не узнаешь ее имя, потому что она уж точно не должна сидеть в тюрьме! А наркоману было уже все равно. Он не был человеком. Так – отморозок… О чем тебе еще рассказать?

– Да это же ты у нас мастерица по сказкам! Ну, вспомни ту душещипательную историю о бедном мальчике, которому срочно понадобилась операция.

– Но это тоже правда. Речь шла о сыне одной моей хорошей знакомой.

– Ты и сейчас врешь?

– Да нет же! Просто обстоятельства складывались таким образом, что по многим моим непосредственным знакомым жизнь проехалась словно катком.

– И мальчик на самом деле умер?

– Умер. И после похорон его мать, моя хорошая знакомая, убила своего начальника. Застрелила. Купила пистолет у кого-то и убила.

– А ты не боишься, что я узнаю фамилию этой твоей знакомой? Ведь Бакулевский центр – один, и там наверняка имеются данные о мальчике Антоне.

– Мальчика звали вовсе не Антоном. А детки там умирают часто. Как и везде. Если вовремя не сделать операцию. К тому же я знаю, что ты не способен на это.

– А пистолет? Яд? Деньги?

– Пистолет не настоящий. Яд – вовсе и не яд, а раствор марганцовки. И деньги – ненастоящие.

– Где же ты их взяла?

– Одна моя знакомая работает на Мосфильме. Нашла их где-то на бутафорском складе.

– Да… Ты тщательно подготовилась! Что ж, я рад, что ты не убийца. Но тогда теперь, быть может, ты ответишь мне на главный вопрос? Что тебе нужно от меня?

– А ты еще не понял?

– Представь себе – нет!

– Если ты завяжешь мне глаза и попросишь принести тебе банку засахаренной вишни, то я сделаю это легко и быстро.

– А при чем здесь вишня?

И тут он вспомнил одну фразу, на которую он обратил внимание сразу, как только Лена ее произнесла, но потом они так и не вернулись к этой теме – появились более серьезные, опасные. «… тром испеку тебе очень вкусное печенье. Или вишневый пирог. У меня есть засахаренная вишня!»

Она так просто произнесла эту фразу, словно привезла с собою банку с вишней! Однако вишни у нее не было. Но она же сама сказала – «у меня»! Автоматически! Что это могло означать? Только одно – вишня у нее есть… Где-то в доме!