Когда у самовара они выяснили, сколько у них общего, Семен Георгиевич начал усиленно подливать гостю чая. Ему хотелось всячески удержать интересного собеседника подольше за столом, над которым висел старый черно-белый портрет Иосифа Виссарионовича.

– Я, понимаешь, Василий Сергеевич, много чего здесь надумал, в одиночестве-то. Не прав я был раньше, ох не прав. Ведь не в партиях дело-то, не в красных и белых, понимаешь? Зло и в тех, и в тех можно найти. – Цапля уважительно посмотрел на висящего Сталина, затем перевел взгляд в красный угол, где висела икона Спасителя, и перекрестился. – И хорошее можно найти, конечно, и у одних, и у других. Мне кажется даже, что они в чем-то одно и то же, русское. Просто всех со всеми драться заставляют, понимаешь?

– Нет, Семен Георгиевич, не понимаю, – подув на чай в блюдце, снисходительно и вежливо ответил Кузнечко. – Я все-таки уверен, что выборы – лучше гражданской войны, что демократия – лучше хождения строем. Ничего лучше выборов человечество не придумало.

– Так и я так раньше думал, Василий Сергеевич. Но вы там, в Москвах своих, только про это и вспоминаете, а ужасные последствия самих выборов – ни-ни, словно вторую половину мозгов куда-то подевали.

– Ну, поясните свое мнение, Семен Георгиевич, – с некоторой скукой, только из уважения к хозяину, ответил политконсультант.

Хозяин уловил нотки недоверия и превосходства в голосе московского гостя. Наливая Кузнечко третью чашку чая и перейдя от возмущения «на ты», дед громко начал спор с зазнайкой.

– Выборы, Василий Сергеевич, это тебе не хухры-мухры, понимаешь? Выборы – это ого-го, какая штука! Походи по земле-то! Все дерьмецо, что в людях накапливается – р-р-р-раз, и наружу! Все всем врут, каждый каждого дурит с благородной физиономией, спорят до хрипоты, деньжат зарабатывают, кто поумней, а кто поглупей – просто так, бесплатно, старается. А те, кто не хочет в этом участвовать, тех все равно сманят телевизором и разными газетками, и опять – до хрипоты, до колик в печенках…

– Я ж тебе говорю, дед, лучше «все дерьмецо наружу», зато конкуренция! Жизнь кипит, и самые лучшие идеи в предвыборных спорах незаметно открываются и всплывают…

Дед крякнул, посмотрел на Кузнечко, как на агитатора или мошенника:

– Вот дерьмецо и всплывает в спорах твоих! Тут же с другого угла смотреть надо! Я ж тебе как изнутри объясняю! Вся жизнь зависит от выборов, вся. Это разве правильно? Не от надоев с коровы, не от заводов с магазинами, не от учителей с врачами, а от выборов. Вот какая зараза эти выборы, все колом встает пока кого-нибудь не выберут, а как выберут не того – еще больше все колом встает! Учителя, значит, сразу учить начинают не поймешь чему, коровы не доятся, стройки перестраиваются, и финансы в расстройстве…

– Правильно, дед, так и должно быть, выбирают-то власть, депутатов всяких, губернаторов, президентов! – перебил Кузнечко. – Выборы – единственная форма участия народа во власти, от выборов зависит, какая будет власть, какая стратегия и программа развития той или иной территории…

– Да ну тебя… Стратегия, программа… – Цапля недовольно зашамкал посиневшими от напряжения губами, будто подыскивая на языке нужные слова. – Вот запомни: главное на выборах – не кто хороший или кто плохой. Все мы не ангелочки. Главное, что каждый обещает то, чего он совершенно не знает и не может обещать. То есть каждый обещает бу-ду-ще-е, а знать его и тем более обещать невозможно, если ты, конечно, не ангел Божий. Исайя говорил: «Скажите, что произойдет в будущем, и мы будем знать, что вы боги». Тысячи кандидатских претензий на звание божества, вот что такое выборы! Но это еще полбеды. Каждый же кандидат должен других кандидатов обязательно изобличить как мошенников, иначе они про свое будущее еще искуснее и лучше наврут. А что потом происходит, когда один другого объегорит и затопчет? Правильно, обида и чувство мести, вот они потом и гадят друг другу, подножки ставят, народу гадости друг про друга наговаривают, и так до следующей предвыборной драки! И так бесконечно! В общем, выборы – способ расщеплять даже не партии, а весь народ, все «обчество», как еще мой дед говорил, мы же живем в постоянном расколе… Это в европах и америках, за кого ни голосуй – все один огурец, а у нас – драка и смертный бой. А как только не драка, как только все договорено и поделено между партиями, как в европах, – сразу недоверие, подозрения и всякое подполье. Вот тебе и все выборы.

Кузнечко поймал себя на мысли, что не понимает, на каком основании его здесь все учат и глаза ему открывают. Он никого об этом не просил, курсов повышения квалификации не заказывал, а его, опытного специалиста, в какой-то нелепой и ненаучной манере морочат и переворачивают с ног на голову все, что нарабатывалось годами. Кузнечко расхотелось продолжать разговор, он даже едва не вспылил и не начал объяснить этому народному политологу, что не он, Кузнечко, а сам Цапля живет в его мире, по его правилам, и думает о том, о чем Кузнечко и ему подобные этому деду и всем остальным думать велят. Тем не менее, посмотрев на самовар и портрет Сталина, честно себе признался, что в чем-то Цапля прав, в чем-то он даже сильнее его, несмотря на все искусство профессионального и богатого «охотника за голосами». И тетки на встрече с лидером оппозиции, и молодежь, которая драться к нему полезла за Богиню, и, самое странное, главы городков и целых районов – чихать хотели на его правила и такие успешные, казалось бы, манипуляции. Все они жили по каким-то своим, неведомым ему законам общежития, в которых есть место забытым цистернам портвейна, себе на уме чиновникам, безрассудной начальнице Старо-Истукановского района, безумным отставным фельдшерам, и даже Бабе-яге. Кузнечко решил сворачивать разговор.

– Семен Георгиевич, а у вас тут тоже мобильная связь не ловит?

– Отчего ж не ловит, – сказал Цапля, воспринимая уход гостя от темы как свою личную победу и косвенное подтверждение истинности своих выводов. – На чердак полезай, к слуховому окну на той стороне дома, там чуть-чуть можно позвонить. В сенях лестница, только осторожнее на чердаке, ноги не переломай. И по центру, по матице ступай, а то, не дай бог, проломишь мне потолок в избе. А я пока еще кипяточку сварганю.

Кузнечко вышел в сени, осторожно полез по старой скрипящей лестнице на чердак, чихнул от пыли, обильно покрывавшей наваленный на чердаке хозяйственный скарб. Вдруг, пройдя буквально пару шагов по чердаку, он увидел палку с блеснувшими в лучах из чердачного окна узорами. Присмотрелся, наклонился, и в его руках оказалась пыльное и грязное лезвие то ли сабли, то ли палаша, то ли узкого меча – около метра длиной, с богатой резьбой и ненашенскими закорючками.

У Кузнечко затряслись руки, от волнения он задышал, как паровоз, присел на корточки и принялся рассматривать искусную работу наверняка очень древних и, похоже, даже не русских мастеров. «Вот тебе и Баба-яга, вот тебе и клубок ниток!!!» – прямо вслух выдохнул Кузнечко. Он, совершенно не понимал, зачем ему этот меч, что с ним делать, но такое удивительное совпадение было похоже на сказочное чудо. Он подошел к чердачному окошку, принялся рукавом оттирать меч, все больше и больше убеждаясь в его древности, высокой рыночной стоимости и музейной ценности. В это время телефон действительно поймал сеть, и начал отчаянно пиликать и вибрировать, принимая СМС о множестве пропущенных вызовов.