Он быстрым шагом подошел к окну и вышвырнул змею в сад.

– Предлагаю выпить за избавление от смертельной опасности! – приободрившись, предложил Гриша. Он дернул шеей и поморщился. – Ну и рука у тебя, старина! – сказал он Оресту. – В другой раз, пожалуйста, будь поосторожнее! Сначала все выясни, а потом уж кидайся…

– Прости, Гриша, – сказал князь, улыбаясь. – Просто, когда я увидел тут мерзкую тварь, которая выписывала на полу кренделя…

– Да ладно, я все понимаю, – великодушно махнул рукой Гордеев. – Она испугалась, конечно… – И он по-приятельски подмигнул князю, который ничего не ответил.

Стол накрыли на террасе. К обеду приехали Митя Озеров и граф Полонский. Им тоже рассказали про гадюку, и оба склонились к мысли, что змея случайно оказалась в инструменте. После гадюки разговор переключился на более спокойные темы. Обсуждали завтрашнюю охоту, портрет Муси, даже международное положение, и как раз в разгар очередного франко-прусского кризиса на террасе появилось новое лицо.

Это была дама лет сорока пяти, изо всех сил пытавшаяся выглядеть на тридцать пять, но добившаяся лишь обратного эффекта. У нее были неправдоподобно рыжие волосы, завитые неправдоподобно крупными локонами, серые глаза в сеточке морщин и маленький остренький носик. Наряд гостьи был под стать ей самой: полосатое, оранжевое с зеленым, платье, высокая шляпка, украшенная множеством пестрых цветов, и синий зонтик от солнца.

– Princesse Orloff! – воскликнула она, обращаясь к Амалии. – Que je suis heureuse de faire votre connaissance! Je suis Dauphine Renard, j’habite pas trés loin de vous, chez monsieur Alexis. Аh, le voilà! Bonjour, messieurs![34]

Что бы ни говорила Дельфина, улыбка не сходила с ее лица. Она явно была уверена, что здесь ей не могут не быть рады. Но «месье Алексис», завидев ее, скривился так, словно у него свело скулы, а граф Полонский вздернул брови и мгновенно преобразился в заиндевевшую статую. Прочие гости тоже, судя по всему, не испытывали особого восторга от вторжения незнакомки в их уютный, привычный мирок. Тем не менее Амалия вежливо сказала, что они рады видеть мадам, и кстати заметила, что она вовсе не княжна Орлова, что у Орловых вообще нет княжеского титула, а вот Мари Орлова, ее подруга. Дельфина слушала и кивала, а потом, не успели друзья опомниться, как она уже уселась между Алешей и симпатичным Митрофановым, которому немедленно принялась строить глазки.

– Алеша, – тихо и угрожающе спросила Муся, – зачем вы ее пригласили?

Ромашкин стал клясться, что он ее не приглашал и что она пришла сама по себе. Меж тем мадам Ренар полностью завладела разговором. О, она так рада, что попала в круг образованных людей, которые так хорошо говорят по-французски! Видите ли, она не создана для одиночества. Она по натуре очень общительна, да, да, и она обожает путешествовать. О, где только она не побывала! Кстати, как зовут ее соседа? Месье Митрофанофф? И чем он занимается? Ах, месье peintre?[35]Надо же, как интересно! Признаться, она тоже любит рисовать – время от времени. Не согласится ли он как-нибудь взглянуть на ее работы? Она была бы очень рада!

Послушав мадам Ренар пять минут, Амалия вполне уяснила себе, за что Алеша так ненавидит француженку. Вся речь Дельфины была сплошным общим местом – пошлейшим, банальным, донельзя затасканным общим местом. Оставив в покое художника, она принялась восторгаться тем, какие в России зеленые деревья, какое синее небо и какой Петербург большой город, почти Париж. Она хотела знать, правда ли, что les moujiks[36]очень дики, а les cosaques[37]очень храбры и воинственны, и правда ли, что какие-то révolutionnaires[38]хотят убить le tsar russe[39]. Она трещала без умолку, и не было решительно никакой возможности заткнуть фонтан ее захлебывающегося красноречия.

– Ну, удружил! – проворчал Гриша, косясь на Алексея. – Она, кажется, никогда не умолкнет.

– Феерическая особа! – весело сказал журналист. – Кстати, кто она такая?

Полонский поморщился.

– Была гувернанткой, потом получила небольшое наследство и принялась путешествовать, – ответил он. – Так мне Алексей сказал.

– А как она к нему-то попала?

– Помнишь того австрийца, с которым он все мечтал построить новый воздушный шар? Так вот, он ее знакомый.

– Наш Алексис неисправим! – вздохнул Гриша и с грустью уставился на обглоданную куриную ножку, лежащую на его тарелке.

Саша Зимородков о чем-то напряженно думал, глядя на росшие неподалеку от террасы липы.

– Как вы, Саша? – окликнула его Амалия.

Тот искоса поглядел на нее.

– Мне все змея не дает покоя, – признался он.

Амалия озадаченно посмотрела на него.

– А, вы о том, что произошло сегодня? Но все, кажется, сошлись на том, что она заползла в рояль случайно.

– Да, – кивнул Саша хмуро. – Да, Амалия Константиновна, змея могла вползти в дом и даже забраться в рояль, найдя какую-нибудь щель. Но вы ведь сказали, что она лежала на клавишах. Как она сумела пробраться туда? Ведь замочная скважина слишком мала, чтобы гадюка смогла пролезть через нее. Нет, тут что-то не так.

Амалия почувствовала, как вязкое облако тревоги вновь колыхнулось на дне ее души. Все казалось так просто – змея, которая ползает где хочет и в конце концов заползает не туда. А теперь…

– Наверное, змея все же нашла какое-нибудь отверстие, – предположила Амалия.

Саша вскинул на нее странно блеснувшие глаза.

– В том-то и дело, Амалия Константиновна, что в этой части рояля нет таких отверстий, сквозь которые могла бы проникнуть змея. Я специально смотрел.

– Тогда, значит, что же… – почти сердито заговорила Амалия.

– Я пока не знаю, что оно может означать, – честно признался Саша. – Видите ли, нас в полиции всегда учат настороженно относиться ко всяким загадкам. Вот я вам и говорю откровенно, что я обо всем этом думаю.

У Амалии мелькнула мысль, что для человека, расследующего всего-навсего мелкие кражи, Зимородков рассуждает чересчур уверенно. Наверняка он просто хочет покрасоваться перед ней безупречностью своих логических выводов, и ему невдомек, что одновременно он ввергает ее в панику. Однако Амалии не хотелось обижать своего друга. Она только улыбнулась и стала прислушиваться к разговору, который вели между собой Евгений, Орест и Алеша Ромашкин.