Но сейчас она нуждалась в этих его качествах, в этом Брайане, помеси Винса Ломбарди[36] и гуру по самосовершенствованию, в его упрямом оптимизме (а иногда просто упрямстве), который она назвала бы типично американской чертой, не будь ее муж канадцем. Она нуждалась в Брайане, который дал бы десять очков вперед самому Брайану, и он оправдал ее ожидания.

Он поднял их сцепленные руки:

– Я не отпущу тебя.

– Вздор! – бросила она, слыша подавляемые истерические нотки в своем голосе, хотя знала, что ей придется сделать это.

– Я тебя не отпущу, – повторил он.

И вот она уже спускалась по эскалатору, совсем не новому и не широкому: на этой станции он был узким, темным, крутым. Жутко несовременным. Рейчел боялась, что если она вдруг слегка наклонится, то покатится вниз по ступенькам, увлекая за собой Брайана и всех, стоящих ниже. Поэтому она задрала подбородок и выпрямилась так сильно, как могла. Свет был тусклым, и спуск походил на некий первобытный обряд – ритуал не то зачатия, не то рождения. Сзади и спереди стояли совершенно незнакомые ей люди. Из-за слабого освещения нельзя было разглядеть их лиц и разгадать их намерения. Сердца стучали, как механизм взрывного устройства.

– Ну как? – спросил Брайан.

– В подвешенном состоянии, – ответила она, стиснув его руку.

Капля пота с виска проскользнула за ухо, спустилась по шее, нырнула под блузку и растеклась вдоль позвоночника.

Последний приступ паники случился в том самом лифте, в котором они с Брайаном спускались сегодня. Это было семь месяцев тому назад. Нет, восемь, подумала она с гордостью. Да, восемь.

И Рейчел опять стиснула руку мужа.

Они вышли на платформу. Людей было не так много – за узким эскалатором толпа рассасывалась. Рейчел и Брайан немного прошли по платформе, держась стенки, и она с удивлением обнаружила, что руки у нее сухие. В возрасте от двадцати до тридцати с небольшим лет Рейчел много разъезжала и не считала опасным спускаться по темному туннелю с толпой незнакомцев, а затем ехать в набитом вагоне, где незнакомцев еще больше. Она свободно ходила на концерты, на стадионы и в кино. Даже в палаточных городках и лагерях беженцев на Гаити у нее ни разу не было приступа, ни даже его предчувствия. Были другие проблемы – на ум приходили алкоголь, оксиконтин, ативан, – но паники не было.

– Алё, девушка, вы все еще со мной? – спросил Брайан.

– Скорее, я должна задать тебе этот вопрос, – усмехнулась она.

Они сели на скамейку в нише, где висела схема метро. Зеленая, красная, синяя, оранжевая и серебряная линии пересекались и ветвились, как вены.

Брайан держал ее за обе руки, их колени соприкасались. Со стороны они казались влюбленными, а не мужем и женой.

– Ты всегда здесь, – сказала она, – кроме тех случаев…

– Когда меня нет, – закончил он, и оба рассмеялись.

– Когда тебя нет, – повторила она.

– Вообще-то, тебе ничто не мешает ездить вместе со мной. Обыкновенное путешествие.

Она закатила глаза:

– Я не уверена, что сейчас смогу войти в вагон, а уж о самолете и речи нет.

– Ну, в вагон ты войдешь.

– Ты уверен?

– Ты стала сильнее. И ты в безопасности.

– Хм. В безопасности?

Рейчел посмотрела на платформу, затем на его руки и колени:

– Да, в безопасности.

Поезд ворвался на станцию. Поднявшийся ветер растрепал волосы Брайана, и без того не приглаженные.

– Ты готова?

– Не знаю.

Они встали.

– А я знаю, что готова.

– Ты все время так говоришь.

Дождавшись, когда выйдут пассажиры, они шагнули к самым дверям.

– Заходим вместе, – сказал он.

– К черту, к черту, к черту!

– Хочешь, подождем следующего?

Двери стали с шипением закрываться, и Рейчел прыгнула в вагон, увлекая за собой Брайана. Двери захлопнулись, оба оказались внутри. Две старые дамы кинули на них неодобрительные взгляды, а молодой латиноамериканец со скрипичным футляром на коленях посмотрел на парочку с любопытством.

Вагон дернулся, поезд втянулся в туннель.

– Вот видишь, ты справилась, – сказал Брайан.

– Справилась. – Она поцеловала его. – Подумать только!

Вагон опять дернулся на повороте, колеса заскрежетали. Они мчались на глубине пятидесяти футов под землей, в металлическом контейнере, со скоростью двадцати пяти миль в час, по рельсовому пути, проложенному больше ста лет назад.

«Я нахожусь под землей, среди глубокого мрака», – подумала Рейчел.

Она посмотрела на мужа. Тот читал какую-то рекламу над дверью, задрав свой крепкий подбородок.

«И это не так страшно, как я думала».

Они доехали до «Лекмера», конечной станции. Пройдясь по тонувшим в тумане улицам Ист-Кембриджа, они зашли в пассаж «Галерея», чтобы перекусить в ресторане на первом этаже. Рейчел не была в универмагах ровно столько же времени, сколько не ездила на метро. Пока они ждали счет, ей вдруг стало ясно, что универмаг выбран не случайно.

– Ты хочешь, чтобы я прошлась по пассажу?

Брайан изобразил невинное удивление:

– А что, это мысль. Но она пришла в голову тебе, а не мне.

– Угу. И при этом именно «Галерея», где так шумно и полно подростков.

– Ну да.

Он протянул официанту маленький черный поднос с кредитной карточкой.

– О господи, – вздохнула Рейчел.

Он приподнял брови.

– А если я скажу, что этого дерьмового крышесноса, то есть метро, вполне хватит для одного дня? – спросила она.

– Я послушаюсь тебя.

Да, он наверняка так и сделал бы. Если бы Рейчел спросили, что́ ей больше всего нравится в муже, ответом, наверное, было бы «терпение». Оно казалось – по крайней мере, в отношении ее болезни – неиссякаемым. Первые два месяца после приступа в лифте она поднималась на пятнадцатый этаж пешком. И если Брайан не был в отъезде, он не позволял Рейчел делать это в одиночку и вместе с ней пыхтел, поднимаясь по лестнице.

– Нам повезло, – сказал он однажды, когда они остановились передохнуть между десятым и одиннадцатым этажом, с лицами, блестящими от пота, – что мы не купили тогда квартиру в Хантингтоне, на двадцать втором этаже. Может, до развода не дошло бы, но посредников для примирения точно пришлось бы искать.

В ушах у Рейчел до сих пор стоял их легкий, усталый смех, отдававшийся эхом до самой крыши. Брайан взял ее за руку, и они прошли последние пять этажей. Дома оба приняли душ и улеглись голыми на кровать, чтобы вентилятор под потолком подсушил их окончательно. Заниматься сексом они пока что не стали – лежали, держась за руки и посмеиваясь над нелепостью своего существования. Брайан воспринимал эту нелепость как факт, спущенный свыше и не зависящий от их воли. Пытаться изменить что-либо было равносильно попытке повлиять на погоду. В отличие от Себастьяна и некоторых ее друзей, Брайан не считал, что Рейчел может контролировать приступы паники. Они случались не потому, что Рейчел была слаба и склонна потворствовать своим желаниям или чрезмерно все драматизировать. Нет, они налетали на нее как любая другая болезнь – грипп, простуда, менингит.