Ровно в девять они выходят на набережную Орфевр, по дороге встречая полицейских, спешащих на службу.

Кальдрон садится за руль своего «пежо»: Мистраль включает радио — информационный канал. Они обмениваются какими-то банальными фразами про погоду, про дорогу, про Фокусника. Кальдрон ведет спокойно. После традиционной пробки у ворот Майо машина пересекает Нейи, потом проезжает по длинному туннелю под кварталом Ла Дефанс, двигается по городским магистралям, переходящим одна в другую, и, наконец, выскакивает на национальную автостраду А-15. В сторону Парижа движение более плотное. А вот в северном направлении в это февральское утро вторника по мере удаления от столицы машин становится все меньше и меньше, и в какой-то момент автострада оказывается практически пустой. Теперь Кальдрон едет действительно быстро. Холодный серый день робко зарождается на севере Иль-де-Франс.

Мистраль достает из бардачка несколько дисков.

— Джаз не вызывает у вас отторжения?

— Нет. Регулярно слушаю.

Он бросает взгляд на диски и вставляет один в проигрыватель.

— Майлз Дэвис, — поясняет он просто.

Кальдрон кивает в знак одобрения. Спустя полчаса машина несется по Пикардии, а великий Майлз играет какую-то свою особо длиииинную композицию. Оба погружены в свои мысли. Мистраль глядит на дорогу, не видя ее, он постоянно думает о Фокуснике. Около половины одиннадцатого они останавливаются выпить кофе.

Мистраль смотрит на часы.

— Приедем минут через тридцать. Мы вовремя.

— Перрек сказал мне, что будет на берегу, на южной базе, и разминуться мы просто не сможем. В это время года побережье пустынно.

— Расскажите мне об этом человеке.

— Он располагает к себе. Физически крепкий, седовласый. Сколько я его знаю — он всегда был таким. Не выпускает изо рта сигариллы. Как я вам уже говорил, ведет он себя как свинья, но это маска, под ней на самом деле скрывается чувствительная, умеющая сопереживать натура. В своей работе проявлял феноменальное упорство и целеустремленность. В отделе по предотвращению преступлений против несовершеннолетних его работу признавали эталонной.

Мистраль прерывает Кальдрона:

— Да, но Фокусник не педофил. Он преступник, убийца детей. Называйте как хотите, но он не педофил. Педофил потратит необходимое время на сближение с ребенком. Он обойдется без насилия. Он будет обращаться с ним так, что тот не осмелится ни о чем рассказать родителям из страха, что ему не поверят. Именно это и ужасно. Педофилы часто встречаются среди представителей профессий, так или иначе подразумевающих общение с детьми. Фокусник же, как только приманивает ребенка, сразу же применяет к нему насилие и убивает его.

— Верно. Перрек объяснял нам разницу. Именно поэтому мы вскоре перестали разрабатывать этот след — педофилию. Это не имеет отношения к Фокуснику. Возвращаясь к Перреку: он очень тяжело переживал свой уход на пенсию. Для него это было невыносимо — распрощаться с полицией, так и не арестовав убийцу детей. Потом он на протяжении нескольких месяцев регулярно приходил на службу, чтобы просто быть в курсе. Мы обычно вместе обедали и разговаривали о Фокуснике. Через какое-то время ему надоело бередить рану, и он прекратил свои посещения. Мы продолжаем видеться примерно раз в три месяца.

Мистраль отлично понимает состояние Перрека. Он тем более уверен, что весть о возвращении Фокусника потрясет старого флика.

Они прибывают в Туке около одиннадцати. Ясное небо и солнце резко контрастируют с парижской серой пеленой. Холодный ветер весьма эффективно разгоняет облака над северным побережьем. Мистраль машинально замечает роскошные машины с британскими номерами, припаркованные у отеля «Вестминстер». На главной улице, Сен-Жан, многие магазины закрыты.

— Не сезон, — коротко поясняет Кальдрон.

Они подъезжают к бескрайнему ввиду отлива пляжу. Кальдрон ставит машину на парковку. Они выходят, и холодный ветер тут же дает о себе знать.

— Мы договорились встретиться на лодочной пристани. Это здесь.

Венсан Кальдрон указывает на ряды буеров[7]и катамаранов, стоящих возле какого-то здания. Они подходят к буерам. На порывистом ветру их фалы хлопают о металлические мачты. Настоящий концерт. Причем ритм тревожный, как будто парусам хочется раскрыться, воспользовавшись разгулявшимся ветром. Полицейские, подняв воротники пальто и сунув руки в карманы, делают несколько шагов по молу. Местные этим словом обозначают длинную дорожку, проходящую на некотором возвышении над пляжем. Штук пятнадцать буеров стоят на мерзлом песке. Фарватер обозначен большими желтыми буями. На пляже не больше десяти человек. Семеро бегают, двое идут, один запускает бумажного змея. И очень неплохо справляется с этой задачей. Мистралю подумалось: хорошо бы, приехав сюда на выходные с Кларой и детьми, запустить змея.

— Ну и где ваш друг?

Кальдрон отвечает не сразу, занятый своими мыслями. Он медленно качает головой и говорит просто:

— Он очень занят запуском змея.

Мистраль больше не задает вопросов и внимательно смотрит на человека со змеем. Тот выгнулся, уперся пятками в песок — у него такой вид, будто он сражается с этим нейлоновым треугольником, парящим, должно быть, метрах в пятидесяти над пляжем и как будто пытающимся обрести независимость. Он выделывает невероятные фигуры, и — удивительная вещь — подчас, благодаря невидимым нитям из прозрачного нейлона, соединяющим игрушку с человеком, создается впечатление, будто воздушный змей действительно летит сам по себе. Минут через десять человек делает какие-то неуловимые манипуляции, и воздушный змей опускается на песок подобно птице, обессилевшей в сражении с ветром. Уверенным движением он наматывает нити на управляющие рукояти, берет змея под мышку и направляется к лестнице. Мистраль и Кальдрон за все это время не произнесли ни слова.

Перрек поднимается на мол и топает ногами, стряхивая с ботинок песок. Закуривает сигариллу, прикрывая ее рукой от ветра, и направляется к поджидающим его полицейским. С насмешливым видом он обращается к Кальдрону:

— Может, ты думал, что я вас не видел? Вы похожи на две фигурки святых, воткнутые в песок.

Кальдрон и Перрек долго жмут друг другу руки.

— Я не знал за тобой этого таланта. Воздушный змей — это что-то новенькое? — спрашивает Кальдрон.

— Я сначала купил его своему внуку. — Перрек пожимает плечами. — Но сам увлекся игрой. При сильном ветре, как сегодня, это настоящий спорт. Возникает ощущение, что эта штука может утянуть тебя за собой в небо.

— Пьер, позволь представить тебе старшего комиссара Людовика Мистраля. Он сейчас номер два в следственном отделе.

Следуют рукопожатия. Улыбка тут же исчезает с лица Перрека. Мистраль, еще ничего не успевая сказать, поражается тем, как внезапно тот принял серьезный вид. Перрек смотрит то на одного, то на другого полицейского, после чего попросту говорит Кальдрону: