— Слишком долго я спал! — печально шептал Изгой, внимая сумбурному рассказу спасенного им Летописца. — Все перемешалось и сместилось, утратив прежнюю ясность. Почему жрец Митры желает гибели той, появления которой они все ждали будто манны небесной? Почему объединились бывшие противники и что ищут все они в подземных катакомбах чуждого нам города? Кому можно верить и кого следует остерегаться?..

— Верь своему сердцу! — тихонько, но твердо подсказал угадавший его сомнения старик. — Оно не обманет. И помни, воин, Светлая королева неспособна нести миру зло и погибель, что бы там ни утверждали твои выжившие из ума жрецы…

Изгой задумчиво кивнул, поднимаясь с дивана и поправляя привешенный к поясу меч.

— Я никогда не обагрю свои руки кровью невинного и не убью беззащитного! — клятвенно пообещал он, почтительно кланяясь мудрому Летописцу. — Благослови меня на правое дело, отец!

— Бог с тобой! — растроганно напутствовал Силыч, пальцем начертав на лбу немца размашистый православный крест. — И не имеет значения, что ты веруешь в какого-то варварского Митру, а не в Господа нашего Иисуса Христа. — Он вздохнул по-стариковски снисходительно, отвергая бесцельную суету. — Добро, оно для всех едино…

Летописец долго смотрел в спину уходящего прочь Рейна, негодующе тряся головой и что-то сварливо бормоча вполголоса. И если бы бог, неважно какой, хоть на мгновение снизошел к его словам, то он уловил бы странные, но, безусловно, здравые и справедливые рассуждения.

— Ишь ты, — хмуро ворчал старик, порицая неведомых ему судей, — и кто же это тебя так наказал-то бесчеловечно да Изгоем заклеймил? Мои-то глаза хоть и плохо видят, но различают четко — душа у тебя чистая и светлая, аки у ангела небесного. Вот еще демон выискался… — Он сердито сплюнул на пол, потирая все еще саднящее горло. — Да пусть я напрочь ослепну, но и тогда истину-матушку различать не перестану…

— Молчание — первый признак ягнят! — убежденно изрек Игорь, на ходу вкусно чавкая шоколадкой и намеренно не оборачиваясь. — Так чего молчим, овечки мои? — Он сыто рыгнул, одаривая нас непроизвольной, но, безусловно, многозначительной реакцией принципиально не доверяющего бабам мужского организма.

Мы с Галкой брели нога за ногу, покачиваясь и едва не падая. Мои часы показывали, что время близится к пяти утра, следовательно, наше непрерывное блуждание по подземельям длилось уже почти шесть часов, вымотав нас до предела. Особенно измученной и истерзанной выглядела совершенно не привыкшая к пешим прогулкам Галка, едва ковыляющая в своих стойко перенесших варварскую экзекуцию сапогах с нелепо задранными кверху носами. Ни дать ни взять выбравшийся на берег пингвин. Теперь в этой искалеченной и щедро перемазанной грязью обувке было весьма трудно опознать некогда раритетное произведение знаменитой фирмы, что, впрочем, распространялось и на их незадачливую хозяйку, в коей с трудом можно было узнать ту, в прошлом ухоженную и модную, платиновую блондинку, которая заинтриговано спускалась в подземный лабиринт, даже и не подозревая об ожидающих ее неприятностях. Хотя, думаю, сейчас я выглядела не намного презентабельнее Галки, держась лишь за счет силы характера и кое-каких мускулов, накачанных путем регулярных тренировок с ведром и шваброй. Вот уж чего я точно не ожидала, так это того, что мытье подъездов и многокилометровые выгулы чужих собак пойдут мне впрок.

Раскисшие, не предназначенные для подобных эскапад сапожки омерзительно хлюпали на моих ногах, предательски подрагивающих в коленках. Еще пару часов назад я выбросила свою мокрую наголовную повязку, пришедшую в негодность от падающих с потолка капель влаги, и сейчас волглые пряди волос настырно лезли мне в глаза, надоедая почище усталости и накопившегося раздражения. Лямки рюкзака натерли плечи даже через куртку, а треклятые стринги и правда по самое «не хочу» врезались между ягодиц, злорадно напоминая о моей легкомысленной шутке. Обещаю, я никогда и никому впредь не стану рыть яму — даже в переносном смысле, ибо уже сама сыта ямами по горло, на всю оставшуюся жизнь впечатлений хватит… На фоне всеобщего уныния один лишь диггер, непринужденно болтающий и посмеивающийся над нами, выглядел по-прежнему неутомимым и целеустремленным, резво вышагивая впереди. Он подчеркнуто не обращал ни малейшего внимания на наш кислый вид, насмешливо насвистывая какой-то незатейливый мотивчик и давая нам понять, насколько мы жалки и ничтожны. Ведь побеждают — сильнейшие.

— Игорек, ну сколько еще тебе повторять можно, — жалобным голоском проканючила Галка, хрипя громче загнанной ломовой клячи, — ничего тут нет, давай повернем обратно?! Умоляю!

— Не-а! — издевательски отмахнулся диггер, маршируя четко, будто на параде. — Счастье уже близко, поверь моей интуиции.

— Какое счастье? — не поняла отупевшая от изнеможения Галка.

— Денежки, — мечтательно пропел наш рыжий мучитель, совершая пальцами весьма красноречивое перебирающее движение, словно шелестел воображаемыми купюрами, — баксики мои ненаглядные, «зелень» моя гринписовская…

Галина обреченно разревелась в голос, душераздирающе завывая и размазывая по лицу остатки косметики.

— Не смей унижаться перед этим выродком! — негодующе рявкнула я, прожигая спину диггера ненавидящим взглядом. — Ему неведома жалость, он не умеет плакать…

— А вот и неправда ваша, мадам, — съязвил Игорь, так выразительно поводя лопатками, словно мой взор и впрямь причинил ему некий физический дискомфорт. — Я проронил пару слезинок во время просмотра фильма «Титаник».

— Погибшего героя жалко стало? — с надеждой всхлипнула расчувствовавшаяся мадам Ковалева.

— Бриллиант! — цинично парировал рыжий корыстолюбец. — Уму непостижимо, как посмела та, впавшая в маразм, бабка утопить столь дорогой камень?!

Я саркастично хмыкнула, на одно мгновение даже забывая о своей усталости. Может, счастье и не всегда зависит от количества денег, но наш диггер придерживался вполне обоснованного мнения — уж если плакать от несчастья, то лучше в лимузине, чем в автобусе. Короче, диалектика жизни проста: как всегда, все упирается не в наличие или отсутствие денег, а в их количество.

— А ты не боишься загонять нас до смерти? — ехидно осведомилась я и мстительно добавила с намеком: — Стас тебя за это не похвалит…

В ответ Игорь вздрогнул всей спиной, замедляя шаг.

— Что, страшно стало? — издевательски подначила я.

— Фигня, — наигранно бодро воскликнул парень, все-таки останавливаясь, — самое страшное — это когда в пятницу тринадцатого черный кот, переходя улицу, пустым ведром разбивает зеркало в витрине магазина похоронных принадлежностей!

— Стас хоть и не кот, но морду разбить вполне способен, — откликнулась я, упирая кулаки в бока и с нескрываемым ликованием взирая на заметно растерявшегося диггера. — Не так ли?

— Если бы кот… — с дрожью в голосе протянул наш рыжий проводник, безмерно меня удивив. — Если бы…

Уж не знаю, на какие неприятные ассоциации натолкнули его мои слова, но Игорь внезапно побелел, будто полотно, и нервно сглотнул, похоже прогоняя отнюдь не случайно подкативший приступ панической тошноты. Видимо, он все еще скрывал от меня нечто важное, но всю его недавнюю самоуверенность как ветром сдуло.