Принц Кобург не поверил своим глазам. Радостный, он прискакал к союзнику на военный совет и хотел прочитать свою пространную диспозицию к бою — типичный плод кабинетного мышления, естественно, глубоко научный, составленный по канонам линейной тактики. Но Суворов не дал ему этого сделать. В ультимативной форме он предложил немедленно атаковать противника. Принц колебался: у русских и австрийцев — всего 24 тысячи человек, у турок — четырехкратное численное превосходство над ними. Усмехнувшись, великий полководец ответил:

— Неужто вы, ваша светлость, доселе не изучили этих варваров? Чем больше у мусульман армия, тем меньше порядка в ней… Кроме того, великий визирь допустил ошибку. Он расположил свои войска не совокупно, а в трех лагерях, плохо связанных между собой. Мы легко разобьем их по отдельности…

Надо ли говорить, что все это осуществилось в самой жесткой для воинов Аллаха форме?

Был ночной марш пехоты по широкому полю, переправа через мелководную реку, атака на врага в предутреннем тумане. Пехотные каре двигались в шахматном порядке, австрийские гусары, построенные в две линии, находилась между ними. Волны турецкой феодальной конницы «спаги» с визгом и воплями: «Аллах акбар!» — накатывались на них и уходили прочь, не в силах взломать строй каре. Было нападение на позиции османской артиллерии у деревни Бокзы. Подавив ее огонь, русские вышли противнику во фланг и заставили отступить к лесу. Был невиданный удар соединенной русско-австрийской кавалерии по недостроенным укреплениям лагеря, когда драгуны, гусары, карабинеры и легкоконники перепрыгивали через земляные насыпи и рубили разбегавшихся в панике мусульман. Напрасно великий визирь Юсуф-паша приказывал своим артиллеристам стрелять по отступающим, напрасно заходил в толпу бегущих, подняв над головой Коран.

Его армия перестала существовать как организованная боевая сила. Более двадцати тысяч турок были убиты, ранены, попали в плен. Победителям досталась вся вражеская артиллерия: 80 пушек и 50 знамен, а также масса всевозможного имущества в трех лагерях. Укладывая в солдатские ранцы золотые и серебряные монеты, суворовские «чудо-богатыри» весело вспоминали и двухдневный переход под дождем, и ночной марш по кукурузному полю, и внезапный штыковой удар по чернозадым.

— А что дальше? — спросила Аржанова.

— Дальше они чуть не передрались, — ответил Потемкин.

— Вот те на! И почему?

— Трофейные пушки не поделили. Австрийцы, упирая на то, что численность их корпуса больше, требовали себе 50 орудий, но наши не соглашались. Деревню-то Бокзы с батареями захватили мы.

— Верно, — кивнула Флора. — Значит, не отдали?

— Какое там! — безнадежно махнул рукой Главнокомандующий Южной армией. — Александр Васильевич Суворов сказал: «Да ну их! Отдайте. Мы себе еще завоюем, а австрийцам где взять?»

Курская дворянка рассмеялась.

Слова генерал-аншефа как нельзя лучше выражали суть нынешнего австро-российского союза. Пока Суворов, не ведая страха и сомнений, стремительно вел в бой войска, австрийские ученые стратеги, склоняясь над картами, все взвешивали, прикидывали, проверяли практику теорией и… терпели поражения. Однако правительство Екатерины Второй не устраивало такое положение дел. Русские желали более тесного и продуктивного сотрудничества в борьбе с Османской империей. Чем сильнее союзники нанесут удар по ее армии, тем быстрее решится султан Селим Третий на заключение мирного договора. Война на юге Империи будет закончена. Тогда всей мощью наши навалятся на шведов, коим вздумалось весной 1789 года затеять боевые действия на Балтике, дабы вернуть себе, как они утверждали, «исконные земли». Например, Санкт-Петербург…

Аржанова надеялась, что в ходе подготовки операции «Золотая цепь» ей разрешат посетить Северную столицу и встретиться там с государыней. Именно Екатерине Алексеевне принадлежала эта идея — расширить присутствие русской внешней разведки в Вене, собирать более полные и точные сведения о планах венского двора относительно продолжения войны с турками. Но светлейший князь почему-то медлил. То ли любовные чары курской дворянки околдовали его, то ли детали конфиденциальной командировки Флоры в Священную Римскую империю германской нации до конца прояснены еще не были.

Их совместные завтраки продолжались. Камердинер Иван уже привык, что княгиня Мещерская почти ничего не ест за обильно накрытым столом. Генерал-фельдмаршал в больших количествах поглощал и ростбиф, и сыр «пармезан», и салат, и гречневую кашу, которую подавали в очередь с яичницей, поджаренной на сале. Но его прекрасная собеседница брала только ломтик сыра с хлебом, просила слугу налить чашку кофе и задумчиво смотрела на Григория Александровича. Он, подмигивая ей, нахваливал изделия своего повара и говорил, что присутствие ее сиятельства здесь вызывает у него отменный аппетит. Потом в кабинете Главнокомандующего Южной армией появлялся управитель его канцелярии, коллежский советник Василий Степанович Попов, с коричневой кожаной папкой, набитой до отказа важными бумагами. Он церемонно раскланивался с курской дворянкой, открывал свою папку, раскладывал на столе вырезки из венских, парижских и берлинских газет, листы с копиями донесений русского посла в Вене князя Дмитрия Михайловича Голицына и каких-то неизвестных Анастасии осведомителей, проживающих на территории Австрии, выполненные одинаковым, почти квадратным писарским почерком. Их беседа, посвященная поездке, обычно начиналась с улыбок, комплиментов, забавных житейских историй, которых Попов знал множество.

Невысокий, полноватый, с круглым добродушным лицом и лучистыми васильковыми глазами, Василий Степанович являл собой классическую противоположность своему предшественнику — Турчанинову. Тот перебрался в Санкт-Петербург и по рекомендации светлейшего князя занял должность статс-секретаря царицы, отвечающего за работу секретной канцелярии Ее Величества. Турчанинова с его поджарой фигурой, скрипучим голосом и глазами, немигающими, как у филина, Аржанова сразу прозвала «Педант». К Попову, по ее мнению, больше подходила кличка «Весельчак», и ей, честно говоря, работалось с ним легче.

Но может быть, теперь перед Флорой ставили менее трудную задачу. Два года назад от нее требовали, проехав три страны, быстро войти в контакт с точно определенным человеком в точно определенном месте. В этой «подводке к объекту» решающую роль играла не Анастасия, а польский дворянин Анджей Кухарский, который ей не понравился с первого взгляда. Изменить что-либо в тщательно спланированной схеме операции «Секрет чертежника» она не имела возможности. Никакого иного кандидата, кроме беспокойного шляхтича, русской разведке подыскать для данной роли не удалось. Кухарский отлично это понимал и потому повел себя так нагло, особенно — на завершающей стадии операции во французской колонии в Стамбуле.

Роскошная, красивая, католическая, староевропейская и давно знакомая ей Вена — не грязный мусульманский город у пролива Босфор. Аржановой больше не придется упорно охотиться за какой-нибудь одиозной фигурой вроде военного инженера Лафита Клаве. Она будет жить свободно и находиться в свободном поиске. Секретная канцелярия Ее Величества указывает своему сотруднику лишь ареал охоты: придворное общество, или конкретно — чиновники Министерства иностранных дел.