— А как же генная инженерия? Она ничем не помогла им? Я слышала, в компьютерах аристократов была собрана информация обо всех возможных генах.

— Процесс расшифровки информации, заключенной в каждом конкретном гене, завершился более пяти тысяч лет назад. Но проблема не в этом. Открыв ген, предотвращающий старение, ученые тут же должны были задаться вопросом, почему такой ген вообще возник.

— Откуда мы пришли, куда идем? Думаю, это вечный вопрос для нас всех, аристократов и людей. Но при чем тут сила тьмы, которую ты только что упомянул?

Ди кивнул и поднес чашку к губам. Заметив улыбку Лины, он нахмурился и сделал глоток.

— Ну что, неплохо? — жизнерадостно осведомилась Лина.

— Угу.

— Я рада.

Откашлявшись, Ди заговорил снова:

— Общеизвестно, что жизненные функции аристократов сосредоточены вокруг сердца тьмы. Отсюда несколько гипотез. Предположим, ночной мрак содержит первичный источник силы знати — или ген-ответчик, если хочешь. Другими словами, возможно, аристократы вбирают в себя некую призрачную информацию, заключенную в сумраке, в виде этого самого гена. Такая вот теория.

Глаза Лина вспыхнули и засияли предвкушением и возбуждением, какие знакомы лишь тем, кто приоткрыл тяжелую дверь в неведомое и узрел брызнувший оттуда ясный свет истины.

— Это ген тьмы, да?

— Верно.

— Если бы нам только удалось выяснить его структуру, загадки аристократов были бы решены. «Откуда мы пришли, куда идем?» Ответ на этот вопрос подошел бы и для человечества. Ди, а не выдвигали ли гипотезы, что люди оснащены геном света?

Лунный свет обтачивал профили мужчины и женщины. Пел в ночи ветер, благоухала трава.

— Правильно, — откликнулся Ди. — Быть человеком — значит жить при свете. Длину жизни людей и аристократов не стоит и сравнивать. С точки зрения психологии смертные ужасающе хрупки. Но если взять потенциальную энергию расы в целом…

— Свет превосходит тьму, — негромко пробормотала Лина.

— Таков уж удел.

— Но аристократы, которых мы видим сейчас… — Девушка хотела сказать еще что-то, но осеклась.

Кто-то взывал к ней из самых глубин сердца: «Не говори ничего лишнего!» — и Лина чувствовала, что этот мрачный голос неразрывно связан с ее судьбой.

— Аристократы, бодрствующие днем…

Ди снова отпил кофе и взглянул на Лину. Девушка же покачала головой, словно разубеждая себя, и закончила мысль:

— Этого не может быть.

Ее глаза влажно заблестели, но, прежде чем хлынули слезы, Лина кинулась к Ди и крепко обняла его. Плечи ее затряслись от рыданий.

Она и сама не понимала, отчего ей так грустно и чего она так боится.

Она чувствовала себя беспомощной странницей, бредущей в одиночестве по дороге жизни — в ночи, которой никогда не будет конца.

Ди поставил чашку на пол и ласково погладил волосы девушки.

«Я просто хочу вырваться из этой деревни, — подумала Лина. — Хочу поехать в Столицу с ним. Только мы двое — вместе навсегда».

Парочка застыла в объятиях.

Неожиданно тело Ди напряглось.

Лина упала на пол в той же позе, в какой прижималась к охотнику, а Ди уже стоял у ручья.

Ничего вокруг не изменилось.

Возможно, перемены затронули лишь чувства Ди.

Почему ты еще не пришел? — Голос подало то самое «присутствие» из дождливой ночи. — Я жду тебя. Жду там.

«Где — там? Каково значение этих руин?» — мысленно спросил Ди.

В подобных разговорах существовало лишь одно правило — молчание.

Я могу потерпеть неудачу, — сказало нечто. — Тогда я избавлюсь от всех. Времени мало. Я жду.

«Ждешь чего — или кого? Что ты имеешь в виду под словом "ждать"?»

На заданные вопросы ответа не последовало.

Приходи быстрее. Уже пора. Это продолжается долго, но мне надо гораздо больше времени. Гораздо больше… Намного больше…

Внезапно все исчезло.

«Значит, все-таки развалины?»

Ди оглянулся. Лина стояла у двери. Охотник прищурился.

На лице девушки отражались странные чувства — не то чтобы страх, не то чтобы злость.

— Что-то не так? — спросил он, подойдя ближе.

Лина тряхнула головой:

— Ничего… правда. Ты так быстро ушел… Я просто немного испугалась, вот и все.

Ди помолчал, потом кивнул:

— Тебе надо отдохнуть.

— Наверное, ты прав.

Не теряя времени Лина вернулась в лачугу и забралась в спальный мешок. Внутри было очень тепло благодаря термальным датчикам, фиксирующим температуру воздуха и одновременно температуру тела и поддерживающим оптимальный уровень подогрева.

Ди тем временем покинул мельницу.

«Спорю, он уснет в темноте под пение ветра, прижав ухо к земле, — подумала Лина. — Или ему трудно спать по ночам? Каково это вообще — быть дамииром?»

За сомкнутыми веками девушки проплыла пепельно-серая фигура со словами: «Вспомни, что произошло десять лет назад».

Лина качнула головой.

В голове ее шелестел еще один голос:

Я избавлюсь от всех.

Она тоже слышала речь «присутствия».

Все вокруг было омыто алым.

Этот цвет порожден голодом и жаждой. Они вопят, взывая к воле.

Воля пытается сопротивляться. Она уже вобрала в себя многое — любовь, надежду, доброту, мечты, горе и, наконец, ярость. Воля человека развивается на протяжении всей его жизни — некоторые даже считают, что именно воля определяет личность. И каждый раз на стенания потребностей тела воля отвечает «нет».

Но время идет.

Алые сполохи окружают волю, усердно обтирая крутые стены здравого смысла лаской инстинкта. И стены постепенно осыпаются.

Голод и жажда тотчас же пожирают упавшие куски. Воля ныряет в сладость непротивления. И все же ядро воли пока держится.

Раздуваясь от злости, алое кидается вперед, желая проглотить волю целиком.

Начинается страшная битва.

Я таю. Растворяюсь. Перевариваюсь. Меняюсь. Становлюсь…

Когда Лина открыла глаза, Ди как раз собирался выйти из хижины. В окна и щели в стенах просачивался мутно-голубой свет. Скоро взойдет солнце.